Шокированная его словами, я застываю на пороге.

– Папа! – снова одергивает его дочь.

Но герр Беккер, видимо, оседлал любимого конька.

– С другой стороны, если уж мы допустили управлять страной кучку безмозглых, пьяных кретинов, которые ничего не смогли добиться в жизни, так чего еще ждать? Разруха и всеобщая катастрофа – вот к чему они нас приведут.

Эрна испуганно вытаращивает глаза.

– Папа, нельзя так говорить! Перестань, пожалуйста.

– Проклятые наци! Чертов Гитлер! – Герр Беккер выплевывает эти слова, глядя в газету и яростно потрясая ее страницами.

– Папа! – Вопль Эрны прорезает воздух в комнате, точно удар хлыста.

Ее отец, разинув от удивления рот, наконец отрывается от газеты, поворачивает голову и видит меня. Я стою перед ним в полной форме БДМ.

– Нельзя так говорить, – повторяет Эрна тише и кивает на меня. – Ты ведь помнишь мою подругу Хетти?

– Э-э… гхм, – откашливается он и начинает сворачивать газету. – Я… – С нервным смешком он снова смотрит на меня, сощурившись так, словно видит меня не в фокусе. – Это твоя школьная подруга, да?

– Да, герр Бекер, – спокойно отвечаю я, но мое сердце бьется так часто, что меня даже бросает в пот.

Кто этот человек, позволяющий себе такие наглые речи? Неужели он и есть враг? Не красный большевик, отстаивающий дело революции. И не богатый заговорщик-еврей с хищным крючковатым носом и маленькими свиными глазками. Нет, самый обычный буржуа, маленький, невзрачный, незаметный. Отец моей лучшей подруги. В скольких еще домах за закрытыми дверями люди шепотом делятся друг с другом подобными мыслями? И разве мы можем надеяться одолеть когда-нибудь пятую колонну таких вот невежественных глупцов?

– Хм, прошу прощения, Хельга, я сам иногда не знаю, что несу.

– Хетти, – поправляет отца Эрна. – Хетти Хайнрих.

– Хетти Хайнрих, – медленно тянет он и морщит лоб, и вдруг его пальцы крепче стискивают газету. – Не обращай на меня внимания, Хетти. Я просто… Я ведь не имел в виду ничего плохого, правда, Эрна?

– Конечно нет, папа, – пристыженно шепчет она.

Повисает неловкая пауза. Герр Беккер продолжает сворачивать и разглаживать газету.

– Папа, мы ушли. К обеду я вернусь, а потом пойду на собрание БДМ. – С этими словами Эрна выпроваживает меня из комнаты.

Мы идем по улице, Эрна выглядит осунувшейся и бледной.

– Мой отец не имел в виду ничего плохого. Он старый и глупый. Мне иногда кажется, он сам не понимает, что говорит.

Погода стоит безветренная, жаркая. Мы шагаем мед ленно. В ногу. Пятка, носок. Пятка, носок. Резиновые подошвы наших туфель не издают никаких звуков.

– Ладно, Эрна, не надо ничего объяснять.

…Безумие наших вождей. Проклятые наци! Чертов Гитлер! Слова мечутся у меня в мозгу, рикошетом отскакивая от стенок черепа. Неужели вот это Эрна и слышит всю жизнь? Почему же она молчала?

– Он просто глупый старик, – заявляет Эрна.

От неожиданности я останавливаюсь как вкопанная и внимательно смотрю на нее. У нее тяжелое, раскрасневшееся лицо. Она сердится. Или стыдится. Возможно, и то и другое. Никогда раньше я не слышала, чтобы она кого-нибудь назвала дураком, тем более родного отца. Бедняжка Эрна.

– Слушай, Хетти, – продолжает она умоляющим голосом, – я знаю, ты… Нет, мы все обязаны доносить, если услышим что-то подобное, но…

Как могла она, Эрна Безупречная, Эрна Великолепная, молчать! Мне вспоминается Томас и то, как он храбро выступил против своего отца. Но Эрне, видимо, не хватает смелости. Может быть, я должна сделать это за нее? Это совсем не трудно, и папа будет мной доволен. Я уже представляю, как он скажет Карл у и маме, что я истинная дочь Рейха. Но мысль о том, что я потеряю лучшую подругу, быстро гасит разгорающуюся во мне радость. Без Эрны жизнь станет скучной и бесцветной.