Анна взяла Колю и посадила на печку:

– Залезайте! – приказала она детям.

Женщина забралась с сыновьями наверх и спряталась за кирпичной стенкой.

Тут в дом ворвались немцы, держа винтовки в руках, они быстро сообразили где спряталась мать с детьми. Анна ещё сильней прижала мальчиков, в её глазах ещё таилась крошечная надежда:

– Нет! – смотрела со слезами на врагов женщина и помотала головой. – Прошу! Не надо! Убейте меня! Делайте что захотите со мной, но не мучайте их!

– Schneller! (Быстрее!) – крикнул солдат, не обращая внимания на мольбы бедной безутешной матери.

Он стянул их на пол. Анна упала на колени, рыдая и всё крепче прижимая сыновей:

– Пожалуйста! Не надо! Они же маленькие!

– Aufstehen! (Встань!). – услышала только в ответ она.

Они поднялись и отправились к выходу. На улице уже были остальные жители Лесково. Оккупанты подгоняли их, толкая в спину винтовками, крича что‑то на своём языке. Потерявшие надежду люди, ничего не понимали. Все сбились в кучку и шли вперёд. Вдруг из‑за угла выбежал Пират: на его шее болталась верёвка, он с лаем вцепился в руку фрицу. Тот, ругаясь на немецком, выстрелил ему в голову. Животное разомкнуло челюсти и упало на землю. В толпе послышался испуганный детский плач. Жителей стали гнать к амбару, где раньше хранилось зерно. Постройка по бокам была обложена сеном. Увидев это, люди стали упираться, кричать и молить о пощаде. Тут восьмилетняя девочка вырвалась из толпы и понеслась в сторону в попытке спастись, но заметившие это фрицы, выстрелили в неё. Маленький ребёнок вскрикнул и упал на землю лицом без признаков жизни. Её мать закрыла трясущимися руками рот, медленно опустилась на колени и закричала во всё горло. Она стала бить себя в грудь, и задыхаясь, повторять: «Доча! Люба! ЛЮБА!» Женщину пытались загнать в амбар, то та продолжая биться в истерике, опустила голову к земле и стала вырывать себе волосы. С ней не стали долго возиться, она приняла смерть таким же путём, как и её ребёнок. Все остальные при виде этого, ещё крепче обняли детей. Наконец немцам удалось загнать всех внутрь. Они заперли их снаружи и подожгли. Люди стали бить по стенкам амбара, толпиться и сбивать в панике друг друга с ног, пока здание стремительно охватывало пламя.

– Ненасытные ублюдки! – стучал кулаком по стене дядя Игорь. – Пусть до конца дней вы будете мучиться также, как мучились мы! Бога с вами нет, как бы вы об этом не голосили! Вас сопровождает дьявол и дьявол вас заберёт! – тут он пошатнулся и упал на спину. – Твари! Ненасытные чудовища! Да чтоб вы все… чтобы вас всех… – тут мужчина стал непрерывно кашлять.

Анна сидела вместе с сыновьями, рядом с ней были ещё три мамы и одна бабушка с двухлетней внучкой. Сева и Костя не проронили ни звука. Коля надрывался от плача. Женщина, всхлипнув повернула сыновей к себе, чтобы они ничего не видели. Вскоре люди стали задыхаться, чёрный дым поглотил всё вокруг. Внутри становилось всё жарче, дышать стало совсем нечем, а глаза сильно болели. Анна почувствовала, как Коленька перестал сжимать её руку, выронил игрушечную лошадку и замолк. Она не могла его увидеть, но отчётливо поняла, что держит мёртвое тельце своего сына. Сева и Костя умерли через пол минуты после брата, а спустя ещё некоторое время, на тот свет отошла и сама Анна. «Хотя бы Кати тут нет», – успела подумать женщина за секунду до кончины. Она упала на спину, а на неё легли дети. Оккупанты разложили несколько мин на случай, если придут советские солдаты и быстро удалились.

* * *

Солнце стремительно садилось, время близилось к вечеру. У Кати уже «Катюша» сменилась на «Синий платочек», который она пела шестой или седьмой раз подряд, ведь кроме этих песен и маминой колыбельной девочка больше никакой не знала: