Мой патрон убежден в этом. Он называет ее Еленой Троянской. Мужчины затевают войны, чтобы овладеть такой красавицей. Может, посмотрим?

Серафина вздрогнула, когда Филипп ухватил ее за платье там, где оно уже было надорвано в схватке с Анри, и молниеносным движением рванул вниз. Она ахнула от ужаса.

– Ну-ну, ma belle, – проворковал Филипп. – Не волнуйся.

Серафина сжалась от ужаса. Всхлипнув, она замолчала. Опустив голову, бессильная помешать грубой руке, Серафина застыла, а Филипп стащил оборванные концы лифа вниз, обнажив ее до талии.

«Этого не может быть!», – отчаянно думала она. Щеки ее вспыхнули от стыда, она закусила губу, чтобы подавить слезы гнева, перекинула волосы вперед, надеясь прикрыть грудь, но Филипп помешал ей.

– Non, non, cherie[2]. Позволь нам посмотреть, какую красоту изваял Господь. – Левой рукой он отвел локоны Серафины за спину.

– Ублюдок! – бросил Дариус.

У нее не было сил поднять голову и встретиться с ним взглядом.

Опустив руки вдоль тела, она стояла, содрогаясь от унижения и ярости, выставленная на обозрение перед единственным мужчиной, которого когда-либо желала. Перед единственным, кто не желал ее.

Еще недавно Серафина любила Дариуса Сантьяго со всем пылом мучительной девичьей страсти. Принцесса попыталась выказать Дариусу свои чувства три года назад, в ночь своего первого бала. Доказать ему, что она наконец выросла и больше уже не ребенок.

Серафина убеждала Дариуса, что ни одна женщина не будет любить его так, как она. Но он сбежал от нее, покинул остров, поспешил прочь – исполнять какую-то новую важную миссию. А теперь именно Дариус стал свидетелем унижения Серафины, был вынужден созерцать ее тело, которое она тщетно желала принести ему в дар…

В этот момент очередная туча разразилась холодным дождем. Принцесса вздрогнула и поморщилась, когда первые капли обожгли ее обнаженную кожу.

Филипп издевательски рассмеялся.

– Экая ты надменная штучка! Понимаешь ведь наверняка, как ты хороша. А? – пробормотал он, проведя кончиком пальца по изгибу ее плеча и вниз по предплечью. – Кожа словно шелк. Подойди, Сантьяго, пощупай. Она прелестна. Я тебя не виню… Любой проявил бы слабость к такому созданию. Если хочешь, поделим ее на двоих.

При этих словах взгляд потрясенной девушки невольно метнулся к Дариусу, и тут же ужас пронзил ее: Сантьяго не мог отвести глаз от ее груди, пожирал ее, нагую, голодным взглядом.

– Дариус! – взмолилась принцесса.

Пальцы Филиппа возбужденно сжали рукоятку кинжала, но голос его прозвучал ровно и с легким торжеством:

– Подойди, попробуй ее. Никто не узнает. После всего совершенного тобой ради твоего короля разве ты не заслужил хотя бы ее?

Наконец Дариус оторвал взгляд от Серафины, и его зубы ярко блеснули в холодной язвительной усмешке. Он медленно направился к ним. Обращенный к Филиппу вопрос поразил ее.

– Что ты предлагаешь?

Она захлебнулась страхом. В голове вихрем пронеслись картины последней встречи с Дариусом, шесть месяцев назад. Как обычно, он не замечал Серафину с момента возвращения во дворец, но в тот раз, около полудня, случайно открыв дверь в музыкальную комнату, она застала Дариуса с одной из его многочисленных любовниц. Прижав девушку к стене, он, стоя, бурно овладевал ею. Распахнутая белая рубашка свободно свисала с плеч, обнажая широкую загорелую грудь, черные облегающие штаны соскальзывали с бедер под руками полунагой женщины, спешившей его раздеть. Когда Серафина распахнула дверь, Дариус оглянулся, и на миг их взгляды встретились.

Принцесса до сих пор помнила обжигающую страсть этого взора, когда она, ошеломленная, застыла в дверях. Ей не забыть насмешливо-обольстительную улыбку, которой Дариус одарил ее, прежде чем она захлопнула дверь и в панике бросилась прочь. Точно такая же улыбка блуждала и сейчас на его губах.