Выйдя у порта и попрощавшись с капитаном, я арендовала колесницу. Она привезла меня к вратам академии, выполненным из гладкого белого мрамора, до чего хорошо он был обработан. Врата открылись – и я проехала внутрь. Зрелище, которое открылось перед моими глазами, не было похоже ни на что, виденное ранее. Главная башня сильно выделялась на фоне остальных. На её вершине красовался восьмиугольник, символизирующий солнце. Во дворе академии царила удивительная чистота: похоже, Бенуи пятый не скупится на уборку места, где учится интеллектуальная элита страны. Когда-то Сагир был очагом цивилизации нашего мира, но потом превратился в слаборазвитую окраину. Однако, после открытия Академии он вернул былую славу и вновь стал одним из очагов прогресса.

Возле зданий росла трава, на которой всеми цветами радуги переливалась роса. Среди деревьев, росших во дворе академии, я увидела и банановые пальмы. А на привычных для имперки северных деревьях, вместо обычных яблок и груш произрастали апельсины и ананасы. Я что-то слышала, что сагирские ботаники научились прививать деревьям совершенно чуждые плоды, и они приживались. А на одном древе произрастали странные плоды, похожие на гибрид яблок и груш.

Я расплатилась с возницей и сошла с колесницы на брусчатку.

В центре площади двора академии располагался памятник – на постаменте стояло высокое четырёхрукое существо с головой слона, одного из священных животных Сагира. Оно было тщательно раскрашенным, с кожей фиолетового цвета и в белой робе6. В одной руке создание держало книгу, в другой – скальпель, в третьей – счёты, а в последней – перо. Я что-то читала про запечатлённую в монументе сущность. Это – Гаштан, сагирский бог мудрости и знаний. Он покровительствует учёным, учителям и студентам. Похоже, книга в его руке символизирует науку в целом, скальпель – лекарское дело, счёты – математику, физику, естественные науки в целом, инженерное дело, а перо – гуманитарные дисциплины.

Непосредственно под монументом стоял задумчивый, высокий и худощавый лысый мужчина лет шестидесяти, облачённый в белую мантию. И его окружили студенты с висящим на шее амулетом в виде кадуцея. Должно быть, эти студенты – лекари, а господин, которого они окружили – сам ректор Мефир-Анум. И он принимал у выпускников клятву врачевателя.

– Я клянусь всеми богами и богинями, – произнёс Мефир-Анум, и студенты-лекари повторили его фразу.

– Беря их в свидетели, – продолжил ректор, и выпускники вслед за ним.

– Что с этого дня беру следующую присягу…

– Почитать научивших меня врачебному искусству наравне с родителями, иных их учеников считать своими братьями и сёстрами, быть готовым или готовой преподавать врачебное искусство и взять учеников. В какой бы дом я не вошёл, я войду туда для пользы больного, – произнёс Мефир-Анум, а выпускники вслед за ним.

– Что бы я не узнал о состоянии больного, я обещаю оставить это в тайне. Клянусь перед ликом бога медицины Кета и жабоголового бога Хафура, судьи загробных врат, что коль нарушу эту клятву, буду осуждён при жизни и после смерти, если исполню её, благословлён буду.

– Благословляю вас, лекари. Поздравляю с выпуском из Академии и вступлением в братство врачевателей, – произнёс глава академии, обходя уже бывшим учеников и протягивая им свёртки, перевязанные фиолетовыми ленточками. – Держите. Вы уже не студенты. Вы заслужили звание врачевателей.

Выпускники, получив свёртки, поочерёдно кланялись ректору. Они развязывали ленточки и осматривали полученные предметы. Мантии лекаря сделали из блестящей ткани. А спереди на каждой красовался вышитый на груди жезл, который обвивала змея – кадуцей, сагирский символ профессии врачевателя. Они натянула новые мантии, и ректор зааплодировал им.