- Чего? Статья? – взвивается бабка. - Я здесь сижу, чтобы бомжи всякие подъезды не обсыкали. И что мне теперь, каждого спасать? Да меня саму кто бы спас! Пенсия у меня такая, что на лекарства не хватает...

Дальше не слушаю ее бубнеж. Вылетаю из подъезда, оглядываюсь в поисках желтой курточки.

Сердце ухает вниз, когда я вижу крошку. Сидит на заснеженной детской площадке на лавочке.

Меня трясет, когда подхожу к ней. Она спит? Нет, нет, нет! Только не это!

Подлетаю, начинаю трясти ее за хрупкие плечики. Девочка с трудом приоткрывает мутные глаза.

- Папа? - шепчет она. - Ты пришел за мной? А я тебя так ждала. Думала ты никогда не придешь, - выдыхает слабо.

Все. Перед глазами мутно, в груди что-то взрывается от этих слов.

- Я пришел, малышка, - сжимаю в ладони ее ледяные пальчики. - Пойдем со мной!

В горле ком, может нужно сказать еще что-то, но медлить нельзя. Сбрасываю с себя куртку, заворачиваю в нее малышку. Подхватываю на руки, несу домой. Она легче пушинки и совершенно замерзшая. Только держись, моя смелая, маленькая разбойница. Только не вздумай засыпать.

Пока поднимаюсь в лифте, судорожно соображаю? Может сразу скорую?

Нет! Нельзя. Документов-то на девочку нет. Еще заберут в детский дом. Нафиг!

Заношу домой крошку. Укладываю на кровать, начинаю раздевать.

Девочка начинает плакать.

- Нет, мне холодно. Не надо! Отстаньте! За мной скоро папа придет и меня заберет.

- Я уже пришел, Машенька. Давай. Надо снять курточку.

Распахивает глаза.

- А это правда ты? Или я заснула, и ты мне снишься?

- Правда я. Давай. Слушайся папу, - кивает, прекращает истерику. Зато ее начинает Ленка за моей спиной.

- Папа? Какой нахрен папа? Ты что, совсем оборзел, Озеров? Ты откуда чужого ребенка притащил?

- Прекрати орать, а? Лучше помоги! Она замерзла, ты видишь? - пытаюсь остудить Ленку взглядом. Но она не поддается.

- И? А я здесь причем? Где ее мать?

- Если бы я знал, где ее мать!

- Мама потерялась! - шепчет Машенька.

- Потерялась? Давно?

- Две недели назад.

Вопросов много, но это все потом. Сейчас надо согреть крошку.

- Лена, пойди чаю горячего сделай с лимоном. Быстро!

- А ты не командуй! - психует она.

- А ты меня не беси!

Уходит, обдав меня гневным взглядом, а я скидываю верхние вещи в кучу около кровати, надеваю на Машу свой теплый свитер, закутываю в одеяло почти с головой, включаю обогреватель.

Девочка дрожит. Надеюсь, это признак того, что начинает отогреваться.

Может ванну горячую? А может и не стоит. Я же не врач, и в детях ничего не понимаю.

Ленка приносит чай, с психом ставит на тумбочку и выходит прочь.

Отлично! Не можешь помочь, так хоть не мешай!

- Маша! Машенька! - зову девочку. - Давай горячего выпьем. Тебе согреться нужно. Открывает сонные глазки, какие же они у нее голубые. А волосы торчат непослушными кудрями. Убираю их ей за ушко. - Давай!

Послушно пьет, обнимая кружку ручками. Дует на горячий чай, я ей помогаю. Она вдруг стреляет в меня своими глазищами.

- А ты правда мой папа?

- Я не знаю, малышка. Но по всей видимости, я знал твою маму.

- А почему тогда вы не поженились? - допрос с пристрастием.

- Ну, мы потерялись. Поссорились, я уехал. Так бывает.

- Но если бы ты знал обо мне, ты бы вернулся? - хороший вопрос. И что на это ответить. И ведь не соврешь же. Этот голубой взгляд не хуже детектора!

- Мне сложно ответить тебе. Я если честно, даже не помню, как зовут твою маму. Мы были знакомы совсем недолго.

- Маму зовут Полина, - ага. Полина, значит, память моя не безнадежна. Но сейчас меня волнует кое-что более важное.

- А теперь скажи-ка мне. Как ты оказалась под моей дверью? Откуда у тебя письмо, и где твоя мама?