Снова всхлипнула и прикусила губу, чтобы не разрыдаться в голос.

И это есть та самая любовь? Сплошные страдания и боль? Для чего? Зачем мне это надо? Не хочу я ничего чувствовать к Савину, и видеть его тоже не хочу! Выставил меня шлюхой перед своей… Меня, девственницу, выставил шлюхой! Как такое вообще возможно? Как возможно влюбиться в человека, который на тебя не обращает внимания? Почему так происходит? Почему меня угораздило полюбить Глеба? Такого наглого, самовлюбленного и недоступного мне мужчину? И почему он позволил себе так разговаривать со мной? Мог бы хотя бы из уважения к маме вести себя иначе. А я, чем я думала, когда ехала к нему предлагать себя? Конечно, он подумает, что я шлюха. Сижу в комнате в ожидании него в одном белье! А он… свою Мариночку ждал.

Почему же так больно? Почему?

Это все проклятый алкоголь виноват. Если бы я не пила вино, меня бы не понесло к Глебу, я бы давно спала в своей теплой постели и видела добрые сны. Или же доставила бы себе удовольствие с помощью взрослых игрушек, представляя на себе руки Глеба. А вместо этого, я думала, что все это получу в реальности. Наивная. Зачем ему нужна такая, как я? Мало того, что дочь его подруги, так еще и не опытная. Ему умелых подавай, которые по щелчку раздвинут ноги. А я? Я разве не так собиралась поступить? Я ведь тоже хотела раздвинуть перед ним ноги. И это при том, что мы даже не в отношениях.

Глубоко вдохнув дрожа всем телом, я выдохнула, и потерев ладонями предплечья решила идти домой. Глупо строить из себя жертву, и вредить своему здоровью. Все равно никто не оценит. Лучше дома поплакать, лежа на любимой кровати.

Во двор многоэтажки я вошла спустя полтора часа. Ноги ужасно болели, я продрогла, а душа изнывала от боли. Хотелось заплакать громко, чтобы хоть кто‐то услышал и пожалел. Прижал к себе и сказал, что обязательно все будет хорошо. Но осмотревшись, не заметила во дворе ни одного здравомыслящего человека. Естественно, глубокая ночь. Кто будет шастать по холоду, да еще и среди недели? Нормальные люди спят по ночам, потому что им утром на работу.

А может и нет? Пожала плечами и только ступила на ступеньку, как дверь подъезда открылась, а оттуда вышла заплаканная мама и хмуры Глеб. А он что здесь делает?

– Мама?

– Варя? Варенька, – сквозь слезы протянула мама и тут же бросилась обнимать меня.

Я не стала отказываться. Объятия, это то, чего мне так сильно не хватало сейчас. Я прикрыла глаза и, положив подбородок маме на плечо, с удовольствием прижалась к ее телу.

– Варя, как же ты нас напугала. Ты где была, девочка? Почему трубку не брала? Я уже вся извелась.

Со своими душевными терзаниями я совсем не подумала о маме. Вдвойне дура!

– Прости, мам, я… – я распахнула глаза и встретилась с гневным взглядом Глеба, – мам, пусть он уйдет.

Мама замерла на секунду, а потом, отстранившись, посмотрела мне в глаза.

– Ты чего? Варь, ты плакала?

– Я не хочу обсуждать это при мужчине.

Мама бросила взгляд на своего друга.

– Но ты же не из‐за Глеба…

– Да при чем тут он? – закричала я, притопнув ногой, и тут же выдохнув, снова бросила взгляд на маму. – Прости. Мам, просто я устала. Пожалуйста, пойдем домой.

– Конечно. Глеб, извини.

– Все нормально. Я рад, что с Варей все хорошо, – произнес он хриплым голосом, а мне захотелось хмыкнуть в ответ.

Наверное, радовался бы, если бы я в речке утопилась.

– До завтра.

– До завтра. Спасибо тебе!

Я отвела взгляд от Глеба, не желая видеть его осуждение. А то, что он меня осуждал, я прекрасно видела по его глазам. И мне от этого становилось еще больнее.

– Варь, идем домой?