—Обсессивно-компульсивное расстройство, типа навязчивых мыслей. Человек может подолгу и много думать о чем-то и не в состоянии пластинку сменить. Так вот и панические атаки случаются и много чего еще. В общем, херовая штука. Особенно, если это религиозный ОКР, может и крышак поехать.

Нет, у Облачка такого нет, она у меня просто крови боится!

—И? Давай ближе к “телу”.

—Экспозиции обычно лечат такую фигню. То есть человек боится микробов, его надо заставлять в общественном транспорте ездить. А раз твой...человек боится крови, надо окружать кровью. Но тут тоже травмоопасно может быть. Я бы рекомендовал дыхательные практики, ты загугли. Там много разных. Ну и отвлекать от процесса, пусть не контактирует напрямую, а так...шапочно.

—Нельзя шапочно. Оперировать с закрытыми глазами не будет.

Это тебе не Эдвард-руки-ножницы, епт. Погружать, говоришь? Ну лады, погрузим. Дозированно и рядом со мной.

—Оп. Понял. Тогда медленно погружаем в среду и дышим много и часто. И удачи тебе с твоим пациентом, доктор Исаев, — с юморком отвечает Шишка, а я сбрасываю и погружаюсь в дыхательные практики.
Есть у меня одна практика — дыхалку на раз-два развивает. И там если и теряешь сознание, то от удовольствия. Но мне надо такое, чтобы Яна меня не двинула с ноги и не забыла, как меня звать, извращенца эдакого.

Настолько погружаюсь в процесс, забивая на окружающую среду, что не сразу догоняю, что в палате я давно уже не один.

—Бодечка, привет, — звучит надсадное и немного плаксивое. Я медленно поднимаю башку и сталкиваюсь с голубыми глазами своей бывшей. Притащилась, черт возьми.

—Жанна. Ты какого тут забыла?

Смотрит на меня так, будто бы я на тот свет собрался, сопли жует и тушь размазывает, дрожит вся. Раньше надо было плакать, когда на моем друге скакала, пока я в учебке был, пока по сборам мотался, пока думал, что у меня девушка любимая есть и член в узде держал.

А было сложно! Ой как сложно, учитывая, что я довольно активный мальчик.

Любил тебя, дуру, а не за что!

Смотрю на нее и ничего не екает, только острое желание поскорее отделаться от банного листа.

—Я только узнала. Боже, я чуть с ума не сошла, — продолжает и падает на стул возле кровати, ухватываясь за мою руку.

Черт. Аж передергивает. Такое отвращение рождается, что рыгать охота.

—А я говорила, говорила тебе, что не надо тебе эта служба проклятая! Не надо рисковать собой, никто не оценит и «спасибо» не скажет!

Старая песня по-новому. Кажется, именно это она мне сердцах и кричала. Мол, зачем оно тебе, опасно и все дела. А дальше ляпнула еще много чего интересного.

—Таааак. А ну-ка закончи свой словесный понос, я дышать не могу. И кажется, моя служба тебя больше не трогает. Ты мне сказала, что я со своей службой норм бабу не выцеплю, ни одна не сможет терпеть вылазки. Ты у нас же норм, так в чем проблемы? Что делаем тут? Жанночка? Где же твой Олежка? Он-то у нас пример для подражания? От армии отпетлял, в морское подался, бабла отстегнул и в рейс мотается— в хуй не дует. Или все-таки дует, раз ты здесь?

Распаляюсь, потому что вспоминаю дерьмо и снова обтекаю. Какого черта приперлась и от кого узнала? Там мама спала и видела нас женатыми и с тремя детьми.

Но она бы вряд ли посмела выдать инфу. Может по новостям увидела? Но мы в масках, имена не разглашают, и я очень сомневаюсь, что она меня по телу узнала бы.

Да и был ли репортаж? Хер его знает.

—Богдан, ну почему ты такой жестокий?

От неожиданности предъявы меня разрывает на части. Пялюсь на бывшую и не могу понять, она шутит или серьезно решила меня доконать?

—Жанна, у тебя амнезия, что ли? Я жестокий? Эт че такое из тебя выдавилось?