– А если мы переедем жить с вами? Уверена, младшим ребятам эта идея особенно понравится. Милли иногда плачет и зовет тебя во сне.

– Стараешься заставить меня почувствовать себя виноватой? – Мама откладывает нож и делает глоток воды. – В поселении условия менее благоприятны. Здесь вы наслаждаетесь солнечным светом, озером, уединением и наилучшим образованием, которое можно купить, – всем, чего хочет или в чем нуждается любой ребенок.

– Я бы помогала заботиться о малышах. Они не станут тебе обузой.

– Значит, такой ты меня себе представляешь, Пайпер? Матерью, которая считает собственных детей обузой?

– Мы просто очень по тебе скучаем, вот и все.

Она дотрагивается до моей щеки.

– Именно поэтому мы должны провести отведенное нам время с максимальной пользой, а не грустить о том, чего нельзя изменить. Ты меня понимаешь?

Я киваю, а затем спрашиваю после секундного колебания:

– А отец доволен мной? У меня такое ощущение, что я его постоянно разочаровываю.

– С чего ты это взяла? – Мама роняет вилку, и та звякает о тарелку.

– Сегодня из-за меня он не сумел снять видео. Просто… Похоже, я все время вас подвожу. – Я принимаюсь грызть ноготь. – И он не упомянул про посвящение. Ни разу.

– Ваш отец не такой, как другие люди. Если бы ты только могла видеть, как он разговаривает с последователями! Они нуждаются в нем, как дети в родителях. А он дарит им наставничество, надежду и уверенность в будущем. Живя здесь, в спокойствии, вы просто не знаете, насколько сумасшедшим стал мир. Сам факт того, что вы находитесь в безопасности этого дома, свидетельствует, насколько отец вас любит. И если вы этого не понимаете, то мне остается лишь вас пожалеть.

Этот дом дышит.

Ждет.

Комнаты постоянно меняют положение. Двери появляются в новых местах, лестницы возникают там, где раньше находились стены.

Иногда, если внимательно прислушаться, можно различить сердцебиение дома.

Каждый раз, когда помещения сдвигаются, женщина утверждает, что здание старое и что не только я путаюсь в коридорах.

– Ты привыкнешь, – уверяет она. – Кроме того, я всегда рядом, чтобы помочь.

Чаще всего я провожу время в отведенной мне комнате, покидая ее только для приема пищи. Притворяюсь, что наклейка в виде ромашки на столе – подарок от матушки, тайное послание только для меня. Я больше ни разу не видела ее с тех пор, как Они забрали всех нас, детей.

Не могу забыть, как рыдала Милли. Жаль, что не удается стереть это из памяти.

Я провожу пальцами по наклейке, потом смахиваю выступившие слезы. Неизвестно, когда вернется тюремщица, и не хочу доставлять ей удовольствие застать меня плачущей.

Пошарив в верхнем ящике стола, я достаю лист бумаги с ручкой и начинаю делать набросок карты дома. Если удастся сохранить разум ясным, то получится и отыскать путь на свободу.

Записываю то, что знаю.

Меня зовут Пайпер Блэквелл.

Мне семнадцать лет.

Мои родители – Кертис и Анжела Блэквеллы.

Люди из правительства увезли нас с мамой и остальными братьями и сестрами из дома три недели назад.

С тех пор я ничего не слышала ни о ком из них.

Меня заперли в доме, который принадлежит женщине по имени Джинни и находится в северной части Калифорнии. По крайней мере, мне кажется, что в Калифорнии, потому что так написано на газетах.

Иногда я просыпаюсь в странных местах. Либо сама туда прихожу, либо кто-то меня приносит.

Я сажусь на подоконник и выглядываю наружу. Где-то там – моя настоящая семья.

Передо мной простирается море зеленой травы, волнами взбегающей вверх и вниз по пологим холмам. Горизонт обрамляют силуэты сосен. Большинство других зданий виднеются вдалеке, за длинной дорожкой, которая ведет к воротам. Наверняка запертым, как и это окно.