Едва успел Карилэ спуститься с лестницы, как Крошка проснулась. Несколько раз она открывала и закрывала усталые глазки, но затем приподнялась и с изумлением осмотрелась.

Напрасно она старалась припомнить, как очутилась в этой страшной комнате. Однако девочка была убеждена, что эта холодная, грязная конура с рваным тюфяком, сломанным столом и чурбаном, заменявшим стул, была не что иное, как тюрьма, и потому пытливо отыскивала глазами большую цепь, которая должна была, по ее мнению, выходить из стены.

К своему изумлению, цепи она нигде не обнаружила, и это несколько успокоило ее. Она встала, подошла к двери и хотела ее отворить, но оказалось, что дверь заперта на замок.

– Я в тюрьме! – воскликнула она в отчаянии и подбежала к окну в надежде открыть его.

Но все усилия Крошки были тщетны, потому что оконная задвижка находилась слишком высоко. Однако, желая все же узнать, где она находится, девочка принялась усердно стирать грязь с окна.

– Как высоко! – воскликнула она печально, когда ее взгляду открылся необозримый ряд крыш. – Мне никогда не убежать отсюда!.. А я должна убежать, иначе опять попаду в руки злых людей!

Пока Крошка придумывала, как бы ей убежать, солнце успело подняться и первые его лучи ярко засверкали на покрытых паутиной стенах каморки и на камине с лежавшей на нем со вчерашнего вечера ветряной мельницей.

Девочка нерешительно протянула руку к забавной игрушке и залюбовалась ею. У нее никогда не было ничего подобного: ее мать с трудом зарабатывала на хлеб и не могла делать дочке даже такие скромные подарки. Крошка тихонько дунула на крылья мельницы, и они быстро завертелись.

В это время на лестнице раздались шаги, и малышку снова охватил неописуемый ужас. Она видела, как дверь отворилась, и на пороге показался Карилэ. В полной уверенности, что за ним следуют Вольтижер, Паяц и Акробат, Крошка обеими ручками закрыла глаза и с криком отчаяния бросилась в самый дальний угол каморки, прижалась лицом к стене и замерла.

Если бы Крошка внимательно присмотрелась к добродушному дедушке Карилэ, когда он входил в каморку, то не стала бы убегать от него. Старик продрог от холода в своей легкой одежде, но его лицо сияло радостью при мысли, с каким удовольствием маленькая девочка выпьет сейчас теплого молока. Поставив горшочек на стол, он закрыл дверь и достал из ящика чашку и хлеб.

– Ну, иди сюда, малышка, иди сюда, дикая пташка, – позвал он девочку. – Не бойся меня: дедушка Карилэ не ест маленьких детей. Хорошо ли ты выспалась? Ты проголодалась, наверное? Старушка Гавро при мне вскипятила молоко: кто по утрам первый приходит к ней, тому она дает самое густое молоко! А сегодня, взгляни-ка, оно досталось мне! Иди же, моя пташка, покушай!

С изумлением прислушивалась Крошка к ласковым словам, и они почти успокоили ее. Она отважилась отнять руки от лица и украдкой оглянулась.

Но в это время дедушка Карилэ открывал большой перочинный нож, чтобы нарезать хлеба. Этим же ножом старик срезал в лесу веточки для изготовления своих мельниц.

Увидев страшное оружие в руках старика, Крошка вскрикнула от ужаса, воображая, что теперь-то и настал ее последний час. Дрожа всем телом, она бросилась старику в ноги с душераздирающим криком:

– Пощадите! Пощадите меня, добрый месье! Я ничего худого не сделала!

Карилэ был глубоко тронут отчаянием девочки. Хотя он не понимал, что она имеет в виду, но почувствовал, как она боится его. И это огорчило старика, потому что дети всегда ему радовались.

– Пощадить тебя? – повторил он с изумлением. – Что ты хочешь этим сказать?.. А! Верно, ты вспомнила тех людей, с которыми я видел тебя вчера в трактире, и принимаешь меня за комедианта? Не так ли, малышка? Но я всего лишь дедушка Карилэ, продавец ветряных мельниц, и все малыши в округе знают меня. Успокойся, деточка, я нашел тебя вчера вечером на улице. Ты лежала полумертвая у ворот моего дома, и я принес тебя к себе. Вероятно, ты ничего не помнишь? Перестань бояться меня, моя пташка, я не сделаю тебе ничего худого!