– Идемте, Тамара Семеновна, – сказала я Алешечкиной, и мы направились к лифту.

Я нажала кнопку вызова, но ждать прибытия лифта пришлось довольно долго. Он то громыхал где-то на верхних этажах, то останавливался и снова приходил в движение, но до нас почему-то так и доходил. Можно было, конечно, подняться и пешком, но я была не одна. Наконец лифт спустился вниз, и его двери открылись. Из лифта вышли четыре человека, мы с Тамарой Семеновной вошли внутрь, а следом за нами в лифт втиснулись двое мужчин, судя по одежде, пациенты.

– Нам на восьмой этаж, – сказала я и уже собиралась нажать кнопку, как один из больных сообщил, что лифт поднимается только до шестого этажа.

– А как же подняться выше? – спросила Тамара Семеновна.

– Вам надо будет подняться до пятого этажа, потом пройти направо по коридору, там вы увидите еще один лифт, и вот он-то вас уже и доставит до восьмого этажа, – объяснил худощавый мужчина в домашней пижаме. – Только на шестой этаж не поднимайтесь, потому что там коридора нет.

– Да что же так все сложно-то? – спросила Алешечкина.

– А потому что проект такой! – ответил больной в пижаме.

– Бардак, натуральный бардак, а не проект, – выдал свою характеристику лифтовому хозяйству больницы другой пациент – хмурый толстяк с перевязанной правой рукой.

Тут лифт как раз доехал до пятого этажа, и мы с Тамарой Семеновной вышли. Не прошло и пятнадцати минут, как мы, преодолев все сложности со следующим лифтом, добрались до первой хирургии.

– Где здесь находится реанимация? – спросила я у проходившей мимо девушки в медицинской униформе.

– А туда посторонним нельзя, – авторитетно заявила она.

– Мы не посторонние, – возразила ей Алешечкина. – Я – сестра больного.

– Все равно нельзя, это же реанимационная палата, там только обслуживающий персонал находится.

– Скажите, у кого можно узнать о состоянии больного? – вступила я в разговор.

– Пройдите в ординаторскую, там вам все скажут. Прямо по коридору, – добавила она, увидев, что мы стоим на месте.

– Идемте, Тамара Семеновна, – сказала я Алешечкиной.

В ординаторской находился один-единственный молодой врач.

– Мы по поводу Перегудникова Владислава Семеновича, – произнесла Алешечкина, – хотим узнать о его состоянии.

– Его только что прооперировали, – сообщил врач, – я сам ассистировал.

– Ну как он, доктор? – взволнованно спросила Тамара Семеновна.

– Он сейчас под наркозом, – ответил врач, – состояние средней тяжести.

– Нам сказали, что к нему нельзя, – заметила Алешечкина.

– Естественно, в реанимации родственникам не место. Вот переведут его в общую палату, тогда – пожалуйста.

– Доктор, а когда его переведут из реанимации? – вновь задала вопрос Тамара Семеновна.

– Ну, кто же вам сможет ответить? – пожал плечами врач. – Все будет зависеть от его состояния.

– Сестра пострадавшего беспокоится о его безопасности, – пояснила я, – ведь на Перегудникова было совершено покушение.

– Вы напрасно беспокоитесь, у нас посторонние тут не ходят, – заверил врач.

– Я останусь и буду стоять у дверей реанимационной палаты, – раздался голос Владимира Канареечникова, который, видимо, стоял за дверью и мог слышать наш разговор.

Владимир открыл дверь и вошел в ординаторскую.

– Ну, вообще-то телохранитель Владислава Семеновича – это я, – возразила я водителю.

Врач с интересом посмотрел на меня.

– Я же говорю: в охране пациента нет никакой необходимости, – сказал он.

– Но я же могу стоять у входа в реанимацию? – упрямо спросил Канареечников.

– Можете, конечно, – ответил врач, – но…

– Спасибо вам за информацию, мы разберемся между собой, – произнесла я и, подхватив под руки Алешечкину и Владимира, повела их к выходу.