Вбегает испуганная дежурная воспитательница, обнимает, успокаивает, дает выпить какие-то капли с сильным запахом валерьянки. Джейн перестает дрожать и всхлипывать, но до утра уже не может заснуть.

Джейн не помнит своих родителей и то, как она попала в приют. Но, когда стал повторяться этот ужасный сон, она как-то раз услышала разговор двух воспитательниц. Одна сказала: «Бедная девочка. Может этот сон, от которого она кричит по ночам – ее детская память о страшной гибели родителей?» На что мадам Бэнсен ответила: «Вряд ли такое возможно. Джейн была совсем крошкой и не могла ничего запомнить».

И Джейн действительно ничего не помнила о своем раннем детстве. Вся ее двенадцатилетняя жизнь прошла в приюте небольшого приморского городка. Здесь к ним относились очень хорошо. Кормили, одевали, учили шить, вязать, готовить, танцевать, играть на фортепиано. К ним приходили преподавательницы и проводили занятия по тем же предметам, что и в соседней гимназии. Девочки чинно гуляли и играли по парку или по набережной в сопровождении дежурной воспитательницы. По воскресеньям ходили в церковь. В приюте была хорошая библиотека, и девочки много читали. Особенно большим спросом у них пользовались любовные романы Джейн Остин и Шарлотты Бронте. Мечтали. Думали о мальчиках. Как все девчонки их возраста, ссорились и мирились. И Джейн даже не представляла, как это – жить вместе с мамой и папой, а не в большой компании девочек разного возраста.

Утром Джейн неожиданно вызвала к себе директор приюта мадам Дюваль. «Какую провинность я совершила?» -думала немного испуганная девочка, когда шла по длинному коридору в кабинет директора.

Но мадам Дюваль встретила Джейн приветливо, усадила в большое удобное кожаное кресло, сама села напротив и спросила: «Как дела, Джейн?» На Джейн смотрели умные, внимательные глаза. Седые волосы на висках. Прямая спина. Строгий темно-коричневый костюм. Хотя мадам Дюваль никогда не кричала на воспитанниц и строго не наказывала их, почему-то все они уважали и побаивались ее. Даже сам кабинет, с его дубовой мебелью, огромными книжными шкафами и тяжелыми портьерами на окнах, внушал уважение.

Джейн, потупившись, ответила: «Спасибо, мадам Дюваль, все хорошо».

Но опытный педагог видела напряженный взгляд девочки, бледность, темные круги под глазами. Она знала о ночных кошмарах своей воспитанницы, поэтому продолжала: «Тебя что-нибудь тревожит, Джейн?»

Тогда, поборов робость, Джейн решилась: «Мадам Дюваль, я постоянно вижу один и тот же кошмарный сон. Мне страшно. Я все время чего-то боюсь. Боюсь ночи, темноты и даже днем боюсь гулять по парку. И еще одно. Я хочу знать, кто мои родители. Живы ли они?»

Мадам Дюваль задумчиво посмотрела на девочку: «Хорошо, Джейн. Ты достаточно взрослая девочка и должна знать правду. Я расскажу тебе то, что знаю сама. Ты была единственной дочерью очень хороших людей, моих знакомых. Их звали Мэри и Алекс. Они были учителями, преподавали в школе шахтерского поселка и жили в своем доме на его окраине. Однажды поздно вечером, когда они уже собирались ложиться спать, к ним в дверь постучал незнакомый мужчина и попросил дать ему приют. В ту холодную, ветреную очень он шел издалека, вымок под дождем и замерз. Они впустили странника, накормили, обогрели около камина, постелили ему постель. А это был беглый каторжник, очень жестокий человек. Ночью он убил твоих спящих родителей, взял их деньги, драгоценности, теплую одежду и поджег ваш дом. Проснувшиеся соседи вызвали пожарных. Тебя чудом удалось спасти». Мадам Дюваль замолчала.

– А тот каторжник, он жив? – спросила Джейн.