На веранде, освещенной еще не жаркими лучами солнца, тоже было чисто и уютно, и я вдруг очень ясно осознала, что именно этого эффекта дед и добивался. Ведь не мог не предусмотреть реакции соседей, а то и прихода участкового. И в подтверждение моей догадки на столике лежала записка, написанная размашистым, уверенным почерком деда. И в ней точно то, о чем я рассказала бабе Рае. Бес постарался все предусмотреть, чтобы мы не запутались в собственной лжи.

«И потом тоже не упустил возможности убрать меня подальше от опасности…» Последним штрихом лег яркий мазок на уже завершенную картину, и я наконец сорвалась. Еще сумела невероятным усилием воли поставить подальше пакет с молоком и шагнуть к диванчику. А потом неуклюже рухнула на него и, уже не сдерживаясь, отчаянно зарыдала.

– Варья? Варья! – ринулся ко мне иномирянин, схватил с дивана и куда-то потащил, роняя стулья и сбивая моими ногами с полок мелкие вещички. – Что случилось? Где больно? Варья!

А я все отчетливее понимала, что впервые за свою взрослую жизнь ничем не могу помочь единственному родному человеку. Отсюда я даже весточку послать не сумею, и значит, напрасны были мои страдания, страхи и поступки. Все абсолютно оказалось впустую. Споры с шеоссом, скачки на клыкастых оленях и копание подземных ходов.

Кто-то подлый сумел поймать нас в ловушку и теперь собирается по-своему распорядиться судьбами и счастьем далеко не безразличных мне людей.

И потому я рыдала безостановочно, пытаясь отчаянным воем и слезами выдавить вонзившуюся в грудь невыносимую боль.

– Варья… – Данерс куда-то сел и, крепко прижав меня к груди, принялся качать как ребенка, – успокойся, прошу… Скажи мне, кто тебя обидел? Я его убью!

Но я просто не могла говорить, лишь рыдала еще отчаяннее, в глубине души понимая, как глупо и некрасиво себя веду. Но как ни старалась, не могла ничего с собой поделать, плакала и плакала, до икоты, до хрипа в горле.

А маг, бормоча какие-то глупые обещания страшной кары всем обидчикам, явно считающиеся у него самыми успокаивающими, неожиданно осторожно прикоснулся губами к моему лбу, а потом, потихоньку смелея, принялся осторожно целовать лицо, потихоньку спускаясь к губам.

Наверное, в другой ситуации я восприняла бы это как-то иначе, но сейчас мне было очень больно и обидно, и я никак не могла справиться с навалившимся горем. Мне и без того уже не хватало воздуха, а лицо мага, волна его густых волос и нежные, но настойчивые губы постепенно перекрывали доступ кислорода.

– Не-эт… – уворачиваясь, прорыдала я, вырываясь из его рук и на автопилоте, задевая мебель и стены, побрела в ванную, помня, что при истерике показан холодный душ.

Разумеется, купаться я не собиралась, зато несколько минут яростно плескала себе в лицо ледяной водой, стараясь подавить неуместный приступ слабости. И под конец, сделав прямо из-под крана несколько глотков, с облегчением почувствовала, как безбрежное, всепоглощающее отчаяние отступает в глубины подсознания и застывает там тяжелым, темным комком.

Промокнув лицо, я еще собиралась немного привести себя в порядок, но грохот и короткий вскрик заставили опрометью выскочить из ванной и помчаться спасать невезучего инквизитора.

Данерс нашелся на кухне. Он неудобно, бочком, сидел на стуле, встревоженно поглядывая на валяющийся на полу фен.

Бес обожал домашнюю лапшу, которую когда-то готовила нам Клавдия Степановна, и давно сам научился катать прозрачные листы теста и нарезать их ровненькой, тонкой соломкой. Но вот сушить предпочитал феном, который держал на кухне как раз для подобных вещей.