Дорога к дому Багрова, которого я ругаю на все лады, пролетает стремительно. Градус моего негодования и вовсе взлетает до небес.

Неужели не мог позвонить и предупредить, что Ксюша у него? Я ведь успела поседеть за этот бесконечный жуткий день. Злюсь, как сотня самых опасных демонов, и на автомате пролетаю мимо кричащего что-то мне вслед консьержа.

– Багров Данил Дмитриевич в какой квартире живет?

– В семьсот двенадцатой.

– Спасибо.

Диалог слышу, как сквозь вату, а вот обвинительную речь Алексея Юрьевича различаю уже гораздо четче.

– Багров Данил Дмитриевич? Вы обвиняетесь в похищении ребенка.

Буднично произносит капитан, внимательно изучая застывшего в дверях Данила. Я же протискиваюсь мимо них, влетаю в чужую квартиру и опускаюсь на колени перед дочкой.

Ощупываю ее на предмет повреждений, крепко прижимаю к себе и громко всхлипываю. Слезы ручьем текут по щекам и размывают обзор.

– Данил Дмитриевич, возьмите, пожалуйста, документы. Проедем в отделение для дачи объяснений.

Продолжает действовать по протоколу мой ангел-хранитель в погонах. Багров же растерянно прочесывает волосы пятерней в то время, как тихо скулит его огромный красивый пес.

Обстановка медленно, но верно накаляется. Правда, последнее, чего я ожидаю, так это то, что Ксюша резко выпутается из моих объятий и обвинительно тыкнет пальцем в удивленно вскидывающего брови капитана.

– Не трогайте папу. Он ни в чем не виноват.

– …?

– Я сама к нему пришла, – твердо чеканит дочурка и переключается на меня, требуя встать на ее сторону. – Мама, скажи дядям. Папа меня не похищал!

В эту секунду я раскалываюсь на две части. Одна из которых требует заковать бывшего мужа в наручники и отправить его за решетку, а вот вторая пребывает в каком-то пьяном ступоре.

Ксюня родилась, когда мы с Багровым уже были в разводе. Я не связывалась с ним, не выторговывала алименты, не планировала никогда с ним пересекаться. И, судя по всему, упустила тот момент, когда моя малышка загорелась идеей познакомиться с собственным отцом.

– Эва Владимировна, ну что? Будем давать заявлению ход? – коротко хмыкнув, Алексей Юрьевич вытаскивает меня из состояния анабиоза и не спешит удаляться до того, как я озвучу решение.

Я же оттираю тыльной стороной влагу со щек, восстанавливаю сбившееся дыхание и качаю головой.

– Нет. Не нужно. Простите, что подняла ложную тревогу и потратила так много вашего времени.

– Все в порядке, Эва Владимировна. Мы должны были отреагировать на сигнал. Вы знаете, куда звонить, если что.

Немного помедлив, роняет капитан напоследок и исчезает на лестничной клетке вместе с двумя полицейскими. Ну а мы с Ксюшей и Багровым остаемся одни в его просторной элитной квартире.

Эва

Молчание между нами простирается такое бездонное, что его не перекричать, как писал Ринат Валиуллин. В нем и моя истерика, и не выплеснутая ярость Данила, которую он старательно удерживает внутри, и Ксюшино любопытство, выведенное крупными буквами у нее на лбу.

Один, два, три…

Я успеваю досчитать до десяти и гулко вздохнуть, когда Багров стряхивает с себя оцепенение и в несколько шагов преодолевает разделяющее нас расстояние.

– Ну и как это понимать, Эва? – в его голосе отчетливо проступает металл, только меня он мало трогает.

– Никак. Мы уже уходим.

Пищу я полузадушено и пытаюсь обогнуть бывшего мужа, но он ловит меня за запястье и не позволяет сдвинуться с места.

– Не так быстро, моя дорогая. Нашему ребенку девять лет. А о его существовании я узнаю только сейчас. Тебе не кажется, что ты должна была сообщить мне сразу, как только увидела две полоски на тесте.