– Нет, спасибо.

Миссис Мей, несколько удивившись, поспешила за мистером Зловредингом в посудомойню, а Кейт подошла к груде прутьев, очищенных от коры, и после недолгого молчания робко спросила:

– Что вы делаете?

Старик очнулся от забытья и сказал мягким голосом:

– Это? Это держалки… для крыш.

Он взял нож, попробовал лезвие на ороговевшей коже большого пальца и, подвинув низкую табуретку, сел.

– Иди сюда, ко мне. Я тебе покажу.

Кейт пододвинула к нему стул и молча стала смотреть, как он разрезает на несколько частей ветку лещины, которую она сперва приняла за растопку. Через минуту он сказал негромко, не поднимая головы:

– А он пусть себе говорит что хочет. Ты не слушай.

– Кто – мистер Зловрединг? – уточнила Кейт. – А я и не слушаю. Зловрединг! Ну и противное имя. – И добавила горячо: – По сравнению с вашим, я хочу сказать. Вы что ни сделаете – будет хорошо. Вы – Доброу.

Старик предостерегающе повернул голову к посудомойне, прислушался, затем сказал:

– Пошли наверх.

И Кейт тоже уловила звук тяжёлых шагов по деревянным ступеням.

– Знаешь, сколько я прожил в этом доме? – спросил старик, всё ещё склоняя голову набок, словно считал шаги над головой, которые мерили во всех направлениях комнату, видимо, его спальню. – Почти восемьдесят лет.

Немного помолчав, он взял ободранный прут и крепко зажал концы в руках.

– А теперь вам надо уезжать отсюда? – спросила Кейт, глядя на его руки, ещё крепче сжавшие прут.

Старик рассмеялся, словно её слова были шуткой. Кейт заметила, что смеётся он совсем беззвучно, но трясёт головой.

– Так они говорят, – кивнул Доброу, не прекращая смеяться, и одним движением рук перекрутил упругий прут так, как выкручивают мокрую тряпку, и одновременно сложил пополам. – Но я никуда не уеду.

Согнутый прут полетел в кучу, а Кейт добавила:

– Кто же станет вас выгонять? Разве только вы сами захотите уехать. Не думаю, чтобы миссис Мей настаивала на этом.

– Она-то? – хмыкнул старик, глядя на потолок. – Да она с ним заодно.

– Она приезжала сюда, когда была девочкой, – сказала Кейт. – Жила в том большом доме. Как он назывался – Фэрбанкс, да?

– Ага.

– Вы её знали? – с любопытством спросила Кейт. – Её тогда звали мисс Эйда.

– Ещё бы мне не знать мисс Эйды! И её знал, и её тётушку, и её брата. – Он снова засмеялся. – Всю их семейку знал.

И тут у Кейт возникло странное чувство: показалось, будто она уже слышала эти слова раньше, и произносил их точно такой же старик, и сидела она в точно такой же комнате возле освещённого солнцем окна в ясный, хотя и холодный, весенний день. Кейт озадаченно оглядела побелённые извёсткой, потрескавшиеся стены – и ей почудилось, что она узнаёт образованный трещинами узор. Даже выбоины и щели на вытертом полу были ей знакомы. Удивительно, если учесть, что ей никогда раньше не доводилось здесь бывать (в этом не могло быть сомнений). Кейт взглянула на старика, набираясь смелости для следующего вопроса.

– А Крампфирла вы тоже знали?

И ещё прежде, чем он раскрыл рот, Кейт догадалась, какой будет ответ.

– Ещё бы мне его не знать! – сказал старик и снова рассмеялся, покачивая головой, словно радовался какой-то неведомой ей шутке.

– И миссис Драйвер, кухарку?

Тут веселье старого Тома достигло своего предела.

– Миссис Драйвер! Ещё бы! – И он вытер глаза рукавом, чуть не задохнувшись от безмолвного смеха.

– А Розу Пикхетчет? – продолжила перечислять Кейт. – Служанку, которая подняла тогда жуткий визг.

– Нет, – сказал старый Том, всё ещё смеясь и качая головой. – Но я слышал о ней. Визжала, говорят, на весь дом.

– А вы знаете почему? – взволнованно спросила Кейт.