Мы вместе устраивали домашние представления и вечеринки на протяжении теперь уже почти пяти лет и и не могли представить для себя лучшего, оставаясь соседями и друзьями. (Самые большие разногласия возникали, когда мы обсуждали, кто из актеров будет играть нас в фильме о наших годах в П-тауне: я отдавал предпочтение Джеймсу Спэйдеру, она – Дайан Кэннон, но споры продолжались.)
И, конечно, помимо уютного дома жизнь в П-тауне была настоящим удовольствием. Всего лишь три тысячи нас «местных» и шестьдесят тысяч «приезжих» совершали вылазки на крайнюю точку мыса в обычный августовский день. Я чувствовал себя в определенном смысле в привилегированном положении, оставаясь после Дня Колумба единственным свидетелем того, какое грандиозное значение имеет сезон в городе, жизнью которого управляет океан. (Чуть меньшее удовольствие мне доставляло в День труда[11], сидя на пляже Рэйс-Поинт и наслаждаясь летним теплом, слушать по радио сводки о многокилометровых пробках на мостах по дороге к мысу.) Честно говоря, отсутствие туристов зимой делало жизнь в городе довольно аскетичной, и только мечты о лете превращали месяцы ожидания весны в не столь невыносимые.
Если вы родились тогда, когда дует холодный ветер, небо серое, а вдали виднеются белые шапки холмов, вы больше других заслуживаете теплого очарования июня, июля и августа. Но как бы мы, местные жители, ни надували щеки, вне всяких сомнений, П-таун остается летним раем для всей Новой Англии[12]. Это одновременно Мартас-Винъярд и Ки-Уэст, гавань художников и писателей (меня не отпускает мысль, что я запросто мог пройти на улице мимо Нормана Мейлера или Майкла Каннингема). Но у меня начали появляться сомнения по поводу моей жизни здесь навсегда. Возможно, это связано с наступлением нового, более зрелого этапа. Кого бы я ни встретил, все куда-то собирались уезжать.
Поначалу в этом было что-то новое, необычное, но теперь это заставляло задуматься: а какие перемены меня ждут?
Ничего такого не было до тех пор, пока не привезли коробки для упаковки, а их доставили через несколько дней после того, как Кейт запаниковала. Несмотря на наш разговор в тот вечер, у меня все еще оставалось впечатление, будто она уверена, что это всего лишь творческий отпуск, а не основательный переезд.
«О господи, и как долго ты планируешь там оставаться?» – спросила Кейт несколько более эмоционально, чем обычно.
У меня чуть не вырвалось саркастическое: «Надеюсь навсегда», но когда я перевел взгляд от коробки, которую упаковывал, на ее лицо, то мгновенно прикусил язык. Судя по несчастному выражению лица Кейт, ей не нужны были слова, она нуждалась в объятии. И вдруг мне тоже стало грустно, и не только из-за нее: мне стало грустно из-за нас обоих.
– Кейт, ты же знаешь, что я буду приезжать к тебе в гости… но я думаю, что мне действительно необходим переезд в Испанию. – Я постарался произнести это настолько мягко, насколько возможно, но в то же время и твердо. Я совсем не хотел, чтобы она ждала моего возвращения обратно, в то время как я был полон решимости начать новую жизнь в Европе.
– В таком случае, я думаю, мы должны провести это лето лучше, чем когда бы то ни было, – сказала она, слегка улыбнувшись.
Она наконец приняла мой отъезд, хотя это было нелегко для нее, и я знал, что ей придется приложить немало усилий, чтобы окончательно поверить в то, что время нашей совместной жизни в этом доме истекло. Готов спорить, что телефон в нашем доме в Провинстауне до сих пор зарегистрирован на мое имя.
Итак, я начал приводить все свои дела в порядок, что тоже было нелегко. Только завершая свое пятилетнее пребывание в Провинстауне, я окончательно осознал, насколько эти годы были хорошими для меня. Я привык быть окруженным почти со всех сторон не только холодными водами Атлантического океана, но и теплым вниманием друзей, и, конечно, буду по нему скучать.