Повозка остановилась и меня грубо выволокли из нее. Чуть ли не пинками доволокли до серой неприглядной лачуги, втолкнули внутрь. Я успела схватиться за какую-то утварь, стоявшую прямо у двери.

– Дайна, смотри, кого я нашел! — заорал опекун.

Из глубины бедно обставленной, но чистой комнаты вышла заморенного вида женщина средних лет с усталыми глазами.

– Нагулялась, негодница? — сказала она осуждающе. И я поняла, что сочувствия от жены Сима тоже не дождусь. — И глаз еще один где-то потеряла. Куда мы теперь ее выдадим? Все эти годы поили-кормили, думала хоть выгоду поимеем, когда вырастет.

Дайна была еще неприятнее Валекса. Тот ко мне хотя бы обращался, а не говорил в третьем лице, словно я вещь или животное.

– Ничего, каждую вложенную в тебя маху отработаешь, девка! — прорычал Валекс. — Но вначале и правда отлежаться тебе малехо надо. Видишь, мать, башкой она ударилась, не помнит ничего. Да в том беды никакой нет. Но вот поди докажи теперь, что не порченая!

Я уже не могла стоять на ногах, в ушах нарастал звон, в глазу двоилось и троилось. Уже падая в обморок, я почуствовала, как меня подхватили чужие, равнодушные руки и потащили куда-то. Потом я отключилась.

5. Глава 5. В доме суконщика

– Милли, ты нас помнишь? — меня разбудил детский голос. Я открыла здоровый глаз и почувствовала, что второй тоже уже вот-вот начнет функционировать. Наконец смогла увидеть бинт изнутри, хотя бы сквозь маленькую щелочку между веками. Опухоль спадает.

В комнате горели свечи, обеспечивая неплохую видимость. Я лежала на низком продавленном топчане, накрытая штопаным одеялом. Потолок был невысоким, но без паутины или пыли, стены не закопченные. Даже окошки чистенькие и прозрачные. Вполне ухоженный домик.

Рядом с топчаном стояли двое детей, мальчик лет десяти и девочка лет семи.

– Милли, ты меня не слышишь что ли? — мальчишка подошел ближе, дернул одеяло.

– У нее глаз один, а уха два, — заметила девочка, наверное, его сестра.

– А вы кто? — спросила я, пытаясь сесть. — И сколько времени я уже сплю?

– Точно не помнит, — вздохнул мальчишка, — мы тут живем, в комнате с тобой. Вон наши кровати.

Мы находились в крохотной комнатушке, где кроме моего топчана стояли еще два таких же.

– А спишь ты со вчерашнего дня. И уже вечер наступил опять. Мамка говорит, толку с тебя никакого, — просветила меня девочка.

– Папка вон с утра сукно валяет, Дора и Феликс с ним вместе, мать готовит и убирает. А ты валяешься, — продолжила она, явно повторяя материнские слова.

– Дора и Феликс - ваши старшие брат и сестра?

– Вот, она уже вспоминает! — девочка с торжествующим видом повернулась к мальчишке. — Но если чего-то еще не помнишь, не переживай. Мама сказала, что быстро тебе память вернет, оглоблей.

Я уже начинала ненавидеть их мать.

– Ты во сне ночью кричала на какого-то Феодора, — сообщил мальчишка, — а сегодня опять будешь?

– А спать вам уже скоро? — спросила я. Сама-то я, раз проспала сутки напролет, вряд ли усну.

– Скоро, видишь,свечки зажгли, — девочка показала пальцем на огоньки, — только долго их жечь нельзя, беречь надо. Так что мы сейчас уляжемся и погасим их.

Зачем только будили, спрашивается?

Я услышала шум где-то неподалеку, будто за стенкой. Хлопнула дверь и незнакомый мужской голос рявкнул:

– И что ты мне предложить собрался, Валекс?

– Да все то же, Грэг. Вернулась девка-то наша. Не абы откуда ее забрал. От королевских целителей.

Грэг. Так зовут кузнеца, за которого меня, то есть Милдред, собирались выдать замуж. И если она решила, что у него будет хуже, чем в этом доме, значит дело плохо.

– И ты думаешь,я ее после этого в жены возьму? Она, говорят, без глаза вернулась. И кто ее знает, без чего еще?