Старик опять заговорил:

– Ты обязательно должен приехать в деревню и побывать на своей земле… Ты теперь стал мужчиной и возьмешься за то, чтобы снова восстановить связь между нами. Даже если твоя мать и будет противиться этой поездке, даже… – он вдруг умолк и пристально поглядел Касему в лицо, словно желая заранее узнать, что тот ответит ему, а потом добавил спокойным голосом:

– У тебя есть брат. Его, кажется, зовут Ибрагим, как мне сказала твоя мать. Я его еще не видел…

Касем ответил, словно не расслышав всех его слов:

– Да, у меня есть брат Ибрагим, он пока еще не вернулся из школы.

Старик что-то пробормотал себе под нос и опять принялся расспрашивать:

– Сколько ему лет?

Касем ответил, стараясь придать голосу обычное выражение и изо всех сил подавляя в себе желание уйти отсюда:

– Сколько лет? Не знаю… Мы с ним почти ровесники…

Старик быстро отвел взгляд в сторону, но в его глазах промелькнуло что-то странное, и Касему показалось, что на лице его показалась хитрая усмешка.

– Мне кажется, он появился на свет через несколько лет после смерти моего брата, – сказал он и тут же, изменив тон, продолжил. – Да это и не важно. Ты уже мужчина, как я сказал, и понимаешь, что к чему. Ты сказал, что Ибрагим учится…

– Да. Готовит экзамен на степень бакалавра.

Но, кажется, старик не был удовлетворен ответом и снова принялся за расспросы. Тут его опять охватил сильный приступ кашля. Он кашлял, нашаривая рукой спасительный пульверизатор.

А Касем, наблюдая за движениями старика, вспоминал картины прошлого. «…Не забывай, мамочка, что я теперь в университете, а до этого проработал десять лет в начальной школе. Не может быть, чтобы мне сейчас было бы всего восемнадцать лет, как ты говоришь. Если сложить все годы работы и учебы, то это никак невозможно!» …Мать смущенно отводит взгляд, а глаза ее молят о помощи и настаивают на своем, а Касему кажется, что к голубизне ее глаз примешивается краснота… Ее нежное тонкое лицо вспыхивает глубоким волнением, которое она напрасно пытается скрыть, гневу ее нет предела, от говорит, глядя на него:

– Если бы ты был прав… Но ты не прав… То твоему брату сейчас уже перевалило бы за двадцать.

И она смотрит на него заискивающе, сдерживая в душе немые рыдания, а он отводит взгляд, берется за книгу и говорит, меняя тему разговора:

– Да что это мы в самом деле. Может быть, ты и права. Приготовь-ка мне чай.

Но она уходит не сразу, а еще на какое-то мгновение задерживается в дверях, глядя на него покорно и униженно, словно и сама не веря в то, что ей так быстро удалось убедить его. А он делает вид, что не замечает этого, поглощенный чтением. Она плетется на кухню, чтобы приготовить чай, а когда возвращается с подносом в руках, то Касем уже поднимается, собираясь уходить.

– Разве ты не будешь пить? – спрашивает она его.

– Конечно, только побыстрее, у меня назначена деловая встреча.

– Почему же ты сразу не сказал мне об этом, – упрекает она его, – я бы поторопилась. Но он перебивает ее:

– Не беспокойся, мамочка!

Он готовился выйти из дому, а она, застыв, все смотрела на него. Он наизусть знал ее привычки. Она перестала садиться с ним вместе за стол с тех пор, как он достиг совершеннолетия. Мать постоянно пыталась завести с ним этот разговор о возрасте, используя для этого любой подходящий случай: и экзамены брата, и необходимые семейные документы. Касема, в конце концов, стали смущать эти ее попытки приблизить его возраст к возрасту брата. С ее стороны было неразумно пытаться сократить эту разницу в возрасте между ними, которая равнялась почти десяти годам. Но говорить ей об этом было бесполезно. Он пил чай, не отрываясь.