Отбурлила франко-прусская война. Во Франкфурте-на Майне заключили и поделили мир. 10 мая 1871 года было решено аннексировать в пользу победивших богатые стратегическими рудами Эльзас и Лотарингию и в придачу наложить на побеждённых пять миллиардов штрафа. Князь Бисмарк пожинал плоды своей небольшой, но успешной провокации. Он был как нельзя более удовлетворён тем, что ему удалось сплавить и сплотить Германию в предвидении грядущих боёв за национальное самоопределение. Французские буржуины морально готовились возвести циклопический собор Святого Сердца на Монмартре – на том месте, где стояли версальские пушки. Я говорю с чужих слов по очень простой причине: до 30 октября этого года обретался в латентном состоянии.

Если вы помните, чей это день рождения, – триколор вам в руки. Хотя, если честно, при тогдашней плотности населения в день рождались сотни человеческих младенцев обоего пола: патриотически настроенные матери стремились восполнить убыток, причинённый отъятием территорий, блокировкой столицы, расстрелом и изгнанием повинных в её героической защите. И также в пожарах, едва не погубивших прекраснейший город на земле, – их разжигали обе враждующих стороны, хотя конкретный приказ уничтожать всё при отступлении получили коммунары.

Когда люди с такой охотой истребляют друг друга, диргам нет особой необходимости в специфических акциях. Во всяком случае – культурным диргам. Резня способствует лихорадочной наполненности бытия и придаёт особый смысл и смак быстротечной жизни. Во всяком случае, во Франции тех времён не было замечено ничего подобного «сезонной эпидемии самоубийств» (термин, внедрённый периодической печатью), которая терзала спокойную и застойную Россию. Весь девятнадцатый веке французов сотрясали войны и революции, англичан терзал синдром победителя и сплин, русских то же и так же, разве что сплин именовался хандрой.

Моя покойная матушка не носила тайного скандинавского имени. Незатейливая Мишель Соньер – и то, я так думаю, лишь по паспорту: если тогда у простолюдинов были паспорта в нашем теперешнем понимании, в чём сомневаюсь. Сэт в департаменте Эро, провинция Лангедок-Руссильон – город морской, по воде приходит и уходит немало всякого народу. Венеция Лангедока – болотистая лагуна, каналы, мосты и набережные. Здесь великое и трагическое прошлое, выраженное в очертаниях горных вершин и мощных замков, не давит на человека, а мирно стоит в отдалении. Диргов называют здесь на северный, бретонский манер лограми и считают, что у них как минимум две сущности, две жизни – и, соответственно, далеко не одна смерть.

Примерно в этом подозревались рыцари Короля Артура, пока из них не сотворили примерных христиан.

А Парижские Коммуны, как первая, так и вторая, ничем не зацепили этот край. Хватило с него и катарских всесожжений прошлого.

Вот теперь о кострах и пожарах. Кое-кто из «чистых» вышел оттуда жуть каким обугленным и почерневшим, но живым: огонь лишь облизывал кожу до костей. Некоторые из них, оставшиеся на родине предков, имели ограниченный доступ к легендарным тайнам Монсегюра, в основном материальным, а не духовным. Это дало им возможность затаиться и вести скрытную, тусклую, но жизнь среди себе подобных. Даже сотрудничать и руководить ими.

О Договоре и работе по Вызову отщепенцы почти не имели понятия и действовали от случая к случаю. Держались порознь, чтобы меньше бросаться в глаза, и всё больше культивировали суеверия. Например, они считали, что для зачатия логра необходимы две разнополых особи – и не во имя одной лишь респектабельности, – что католический брак вреден для здоровья, а будущие матери непременно должны поддевать вниз плотные кюлоты. В целях маскировки особого рода припухлостей.