- Девушка, - позади меня раздается сиплый голос. Резко оборачиваюсь и не понимаю, кто меня зовет. – Я здесь... - голос закашливается, и я замечаю в маленьком подвальном окне опухшее и заплывшее лицо парня, которого привезли утром. Сначала хочу убежать, потому что жутко смотреть на избитого и измученного парня. У него заплывшие глаза, на щеках ссадины с запекшейся кровью, разбитые губы и выбитый зуб. Парень держится за решетки и смотрит, бегая газами, словно боится, что нас застукают. Меня кидает в холодный пот, и внутри все сжимается от жалости и страха. Смотрю на него в ступоре, не моргая, и не знаю, что делать. – Ты дочь Грека? – тихо спрашивает он.

- Кого? – у самой голос сипнет и срывается.

- Адамади.

- Нет, - мотаю головой и сама оглядываюсь.

- Родственница? – Снова отрицательно мотаю головой.

- Телка? – парень пытается улыбнуться, но морщится. А я молчу, закусывая губы. – Ясно. Можешь отправить одно сообщение на номер, который я назову, всего пару слов? - Я отрицательно мотаю головой, потому что если Адамади узнает, то не думаю, что ему это понравится. – Не бойся, не сдам тебя. Просто напишешь и удалишь. Он не узнает, - просит парень, цепляясь за решетки, а я опять мотаю головой. – Пожалуйста, иначе они меня убьют, - отчаянно молит он. И мое сердце не выдерживает. Беру телефон и осторожно подхожу к парню, убеждаясь, что рядом никого нет.

- Спасибо, красивая, - с облегчением говорит он. – Пиши, только быстро: «Я у Грека в особняке, в подвале. Арон», - диктует он. – Номер. 992 011...

Вздрагиваю, когда из моих рук с силой вырывают телефон. Парень, матерясь, прячется в подвале, а я поднимаю голову и вижу, как надо мной возвышается огромный мужчина, один из охранников со шрамом на брови. Его лицо ничего не выражает, но скулы настолько сжаты, что, кажется, сейчас раскрошатся.

- Идите в дом, - настойчиво, сквозь зубы цедит он, словно сдерживается. И заглядывает в мой телефон. Срываюсь с места и с грохочущим сердцем убегаю в дом.

***

Надеваю в ванной чулки с кружевной резинкой, кружевные трусики, которые и трусиками сложно назвать - кусочек кружева спереди и нитка сзади; а сверху кружевную, почти прозрачную комбинацию, похожую на маленькое платьице с шелковыми завязками на груди. Кажется, Виктория назвала это «бэби долл». Забавно. Красиво - ткань нежная и воздушная, но развратно. Соски просвечивают... Все равно, что голая. Собираю высокий хвост, как просил Адамади, а сама нервничаю. Нет, мне уже не страшно, что он займется со мной сексом. Я жду последствий моей доброты. Охрана обязательно сообщит Константину, и я не представляю его реакцию, но ничего хорошего не жду. Ладони потеют, сердце отбивает грудную клетку. Боже! Какая я дура!

Выхожу в комнату и сажусь за туалетный столик. Обхватываю щеки руками и дышу, дышу. Нужно как-то оправдаться. Попросить прощение и пообещать, что такое больше не повторится.

Адамади уже здесь. Я видела, как его машина подъехала к дому. Прошло около часа. Ожидание мучительно. Я словно жду приговор и надеюсь, что он будет мягким.

Слышу шаги в коридоре и сжимаюсь. Дверь моей комнаты распахивается, и на пороге останавливается Константин. С виду спокойный, в той же рубашке с закатанными рукавами, только уже без галстука. Скользит по мне холодным взглядом, останавливаясь на просвечивающей груди. По коже пробегаются мурашки, словно он трогает меня.

- В мой кабинет, немедленно! – кидает он, разворачивается и уходит. Ноги подкашиваются, но я поднимаюсь и иду за ним.