Ужинали в полной тишине, Анечка опередила всех и смотрела по телевизору мультфильм; этим вечером никто не просил её переключить канал, принимая приключения, свалившиеся на её головушку, как большую нагрузку на детскую психику, и она, понимая это, пользовалась случаем. Но относительная тишина и покой в комнате вовсе не означали, что происшедшее больше не волновало сидящих за столом или им было не интересно продолжить обсуждение. Да, это скорее была тишина предстоящего боя – где-то противник, может быть, он отступает, а может, наоборот, готовится к новой атаке.

– Вопроса два: во-первых, сколько там на дереве таких ядер; а во-вторых, являются ли эти ядра только «оружием» или они уже самостоятельные организмы? – наконец не выдержал Николай Николаевич, когда на столе остался только чай и плитка тёмного шоколада.

Анечка тоже не смогла больше усидеть на месте: она выключила телевизор и, волнуясь, то уходила в свою комнату, то шла на кухню, то становилась сзади своего папы, обнимала его за голову, тёрлась своей щёчкой о его колючую щёку.

– Ты у меня как котёночек. Ну что ты так разволновалась, доченька? Успокойся, всё будет в порядке. Разберёмся. Как сердечко твоё стучит, приляг.

Николай Николаевич ласково поцеловал её ладошку и приобнял за талию.

– Анечка считает, что Ибн объявил нам войну. Он вырос, набрался сил и перешёл к следующей стадии развития: «вытеснение».

– После того, как погиб его потомок, другого не стоит ожидать. Хотя в чём наша вина? Внизу могло оказаться что угодно, камни, например, и тогда бы орех раскололся. Или он мог попасть на дорогу, его могли разгрызть животные, – рассуждал Саша, водя вилкой по пустой тарелке.

– Мне кажется, что я прямо слышу его голос. Он следит за мной, когда я выхожу, нижние ветки начинают двигаться и опускаться, чтобы схватить меня. Если бы не мешала им крыша, то они, пожалуй, так бы и сделали, – сказала Анечка и взяла стакан с водой. – Я, между прочим, вам об этом говорила раньше.

– «Раньше она говорила»… А когда я не хотел спускаться в овраг, помнишь? А ты всё тянула меня: «Пойдём, пойдём»…

– Может быть, я действовала тогда не самостоятельно, а в состоянии гипноза или аффекта. Я не понимала, что творила…

– Ты? Чтобы ты была в состоянии аффекта, да ещё под гипнозом? Рассмешила, это не про тебя. Ну ладно, если серьёзно: мне непонятна ситуация, – Саша встал и начал собирать со стола пустую посуду, чтобы отнести её на кухню.

– Детективы смотреть надо чаще, тогда понятней будет… Всё, я обиделась, – Анечка слегка оттопырила нижнюю губку, нахмурила брови и отвернулась от брата.

– Ну да, детективы для некоторых – это основной источник познания… А если серьёзно, то в природе достаточно приёмов для выживания, например, сосуществование, – сказал Саша. – Простой такой принцип: выбирай себе соседей и живи сам, не мешая жить другим. Что происходит в нашем случае: этот… индивидуум поселился в овраге. Как – мы не знаем. Мы перенесли его в иную среду против его воли: нам так захотелось. Он жил бы себе и жил там, а мы пришли и решили: «Так жить нельзя, мы тебе построим новый мир – правильный мир». Он пускал корни там, а мы его за шиворот, или что там у него было, и в город. Он кричал, внутренне сопротивлялся, не понимая, что мы его из глубокой ямы вытаскиваем к свету. «Пам парам пам… пам…»

Саша запел мелодию «Интернационала», размахивая в такт руками.

– А может быть, по-другому всё было: он обрадовался, когда понял, что вырывается из этой ямы? Он закричал: «Возьмите меня, возьмите!» – Анечка сочиняла свою историю, не пытаясь убедить кого-то в её правдивости, ей был интересен сам процесс творчества.