Люберецкий фото-ниндзя был с легкостью обнаружен Мелиховскими гусями, которые ревностно кинулись защищать свое личное пространство. Видели бы вы, как Лёвчик молниеносно передвигался в сторону машины. Я уже сидел внутри и закатывался над ним.

– Это тебе кармическая месть!

В забеге все же победил мой друг, а гуси еще минут двадцать наворачивали круги вокруг машины.

– Лёва! Мы пойдем к Чехову или тут целый день просидим?

– Ты первый выходи!

– Ага, ну конечно, ты их взбаламутил, вот и выходи!

– Давай еще посидим!

Видимо, хозяевам речного побережья охота на Лёвчика наскучила, и они удалились восвояси.

– Ну что, пошли?

– Только быстро.

– Раз, два, три! Побежали!

Два бегущих из машины в административное здание взрослых мужика знатно повеселили школоту из подъехавшего автобуса, а гуси даже не посмотрели в нашу сторону.

Я зашел в здание и направился к кассе. Из какого-то помещения мне навстречу сначала вылетела ворона, а за ней – тетка с веником. Лёва шарахнулся к стене.

– А ну кыш-кыш отсюда! – вопила она.

– Как-то это по-гоголевски! – заржал я.

– Не умничай тут! – ревностно заревела тетка.

– По-чеховски так по-чеховски!

Ворона билась об окно, пока не нашла открытую форточку.

– Разлетались тут! – воронья гончая резко остыла. – Ну бывает! – И заняла свое законное место в кассе.

– Два взрослых! – едва сдерживая смех, выдавил я из себя.

– Пожалуйста! – как ни в чем не бывало выдала кассирша, а затем наградила меня картой усадьбы, чтоб путники не заплутали.

– Лёва, пойдем просвещаться!

– Тут у птиц бешенство какое-то! Ты тоже заметил?

– Не говори-ка!

– Я вам сейчас устрою бешенство! – тетка из кассы демонстративно обозначила намерение снова взяться за свое оружие. Мы ретировались.

К великому сожалению, в Мелихово Чеховского духа я не ощутил, как бы ни старался его найти в доме, кухне, еще не расцветшем вишневом саду и в других зданиях и помещениях, где когда-то бывал великий русский драматург.

– Лёва, я ничего не чувствую!

– А ты хотел, чтобы привидение Антон Палыча к тебе явилось и нашептало пьесу?

– Чтобы создать что-то великое, надо разрушить не менее монументальное. Высвобожденный поток энергетики обречен на достойный результат. Боль рождает гениальные вещи, Лёва, сечешь?

– Ты чего это удумал?

– Да ничего, так, к слову пришлось, в Тарханах по-другому все было, там воздух как будто заряжен творчеством, а тут нет.

– Сдались они вот тебе все? Будь тем, кем хочешь казаться, не пасуй перед жизнью.

– Plaudite, acta est fabula.

– Слышь, Цезарь, давай по-русски…

– Рукоплещите, комедия окончена.

– А-а-а-а! Может, по пивку?

– Лёва, мы же приличные люди! И я за рулем!

– А я по пивку!

– На обратном пути.

– Хорошо.

– Смотри! – Лёва указал на проходившую мимо толпу школоты с экскурсоводом: как бы та ни распиналась пред отроками, из мобил они не вылезали, – Вот на кой их сюда привезли? Им же плевать!

– Во-во, а еще нас поколением пепси называли. Слепая игра сперматозоидов и яйцеклетки породила непутевых. Пропащие совсем…

– Поехали уже, Виталь! Трубы горят!

– Вообще-то я просвещаюсь, и это ты больше всех орал: «Поехали к Чехову на дачу! Поехали к Чехову на дачу!»

– Ну съездили, отметились! Все! До скорых встреч, Антон Палыч.

– Нет в тебе ничего глубокого, Лёва!

– Денег тогда в долг больше не проси.

– Да ладно-ладно, чего началось-то? Поехали.

Мечты моего товарища сбылись в продуктовом магазине соседней деревни, где он затарился несколькими полторашками Лакинского нефильтрованного. В любом человеке есть нечто, за что он готов умереть, помпезно и под истории. Для Лёвчика сиим стало пиво. Любовь и пенное. Любовь к пенному. Пенно о любви. Эта любовь была настолько крепка, что не было в мире той силы, способной разрушить ее.