– Он жив?

– Да, я вызвал скорую. Он сейчас в реанимации …

– Вылетаю, держи меня в курсе!

– Хорошо пастор Эдвард! Приезжайте поскорее …

Эдвард, положил трубку. «Ну вот, называется, получите и распишитесь», – тихо о чем-то думая сказал Эдвард. – «Господь явил свою славу! Бог поругаем не бывает. Сколько лет мы бесчестили этот алтарь и эту церковь. Господи … и все это за одну ночь!»

По прибытию в Стокгольм, Эдвард на своей машине, которую он оставил на стоянке перед вылетом в Калининград, решил сначала заехать в приход, и посмотреть своими глазами, что же произошло. Ворота в церковный дворик были закрыты. Надеясь попасть во внутрь, несколько зевак пялились на сиротливый купол. Недалеко стояла машина местного, TV. Журналистка и оператор, завидя выходящего из машины Эдварда в рясе, бойко подбежали к нему, и журналистка, не дав Эдварду опомниться, начала закидывать его вопросами.

– Вы не могли бы прокомментировать, что произошло? Вы здесь служите? Здесь побывали грабители? Скажите, что украдено? Один очевидец видел, как в вашу церковь ударила молния? Почему не видно креста? Когда вы его сняли? Будут ли проходить службы в ближайшее время?

– Я не готов вам сейчас давать комментарии. – с этими словами Эдвард развернулся, и быстрым шагом, можно сказать, побежал, к северным ворота. «Только бы там был Томас». – повторял он вслух. – «Господи, еще журналистов не хватало …».

– Томас! – подбегая к северным воротам закричал Эдвард, завидя послушника, пытающегося выволочь огромную люстру через церковные двери. Эдвард только и смог громко возопить, – Аллилуйя!

Томас же обернулся, услышав знакомый голос, и уставился на Эдварда.

– Открой мне скорее, идиот!

Девушка с оператором несколько отстали. Томас открыл калитку как раз вовремя. Эдвард успел закрыть ее за собой на засов, как услышал, по ту сторону, досадный голосок журналистки.

– Знайте мы это так не оставим… мы выведем, вас-всех «на чистую воду» … мы призовем вас к ответу…

Дальше что кричала девушка Эдвард уже не слышал. Его мысли целиком были поглощены тем, что произошло здесь ранее. Вход перегородила люстра.

– А, Люк где?

Люк, при церкви, имел должность, так сказать, на все руки-мастер! Сантехника, электрика, что починить – отремонтировать по мелочи, все было на нем. Снимал он комнату тут же, в приходе, и хорошо, что ночью был на месте. Из-за удара, когда упал крест, в подвале произошел порыв трубы, и Люк оперативно перекрыл где надо. И сейчас как раз этим он и занимался, – менял трубу.

– Найди, его! – попросил Эдвард.

Через несколько минут уже втроем и не без труда, они выволокли люстру, и протащив по ступеням, оставив на попечении Люка, зашли наконец-то, внутрь церкви.

Увидев здоровенный массивный крест, по нижнюю-косую перекладину, в основании алтаря, Эдварду стало как-то не по себе. Перекрестившись три раза, он возвел глаза к небу, но там-где раньше был золотой купол, теперь зияла дыра!

– Матерь-Божья! – только и смог сказать, Эдвард, как зачарованный, в крайнем смятении, обходя кругом покореженный крест.

Всюду на полу валялись осколки позолоченной черепицы. Некоторые портреты святых свисали, чуть покосившись. Святой Нектарий Эгинский, Святитель Феофан-затворник, – вовсе валялись на полу под грудой мусора. Эдвард, стал аккуратно убирать с них мусор. Крикнув Томаса, который в это время метлой неуклюже, только поднимая пыль, обозначал свое неоценимое участие, во славу Господа, они вместе, аккуратно, подняли оба портрета и прислонили к одной из колонн.

– Томас, ворота никому не открывай! Журналистам, здесь делать нечего. Я сейчас поеду в больницу. Мне нужно повидать отца Густава.