В то утро автору и на дух не надо было чужих криков и болезней, чужого пота и перегара, и невыносима была мысль, что помимо всего этого могут еще и ноги оттоптать. Причем, ведь ни для кого не секрет, что некоторые делают это нарочно, просто из зависти к чужим надраенным до блеска туфлям. Хотелось подышать еще свежим не загазованным воздухом и поцокать каблуками, чтобы, каюсь, все не без греха, привлечь внимание мужчин до 30. Впрочем, последнее не удавалось, вернее, удавалось, но наполовину. Мужчины оборачивались, улыбались, а некоторые даже языками прищелкивали, но возрастная категория была явно не моя – от 60 до 80 лет.

Припекало, и я расстегнула пиджак. А чтобы не скучать, раз уж знакомство с проходившим мимо принцем (ну или хоть простым парнем) не выходило, одела наушники и врубила какую-то синтетическую чепуху на полную. Моя рука почти любовно сжимала новенький сотовый, за который было отдано много и предстояло отдать еще больше, так как куплен он был в кредит. Вообще-то, парадоксально, что разряженные банковские матроны сочли меня платежеспособной, ибо сама я себя таковой не считала. Боже, благослови банки и их работников за то, что они за жалкие 25 % годовых (если очень повезет), ну или там за 40 % (если не очень), дарят людям сказку в виде телефонов, телевизоров (мне не надо – есть), стиральных машин (мне не надо – ванная своеобразная), автомобилей (не надо, у меня на такой кредит и десяти зарплат не хватит). И представляете, после выплаты процентов еще остается на вкусную манную кашу (ага, с каких пор она стала вкусной?!) и даже на молоко бездомной дворняге. Ну, разве не чудо?!

Я шла, подпевала, фантазировала, и жизнь казалась, несмотря ни на что, ярко раскрашенной каруселью, на которой я – вечная девочка с торчащими косицами и с пломбиром в руке, сижу на пестрой лошадке и хохочу. И вся эта карусель вращается благодаря пышнотелой девице с глазами, так поразительно похожими на мамины. И имя ее – Жизнь. Вы ведь тоже знаете ее?

Я часто думаю, зачем родители назвали меня Розой. Неужели думали, что от этого я стану красивее или счастливее? Они даже не смогли объяснить, чем оно им так понравилось. Признаться, меня оно устраивало, другого я не и представляю, но хотелось какой-нибудь романтической истории, а истории тю-тю. На вопрос, почему меня так нарекли, я до сих пор отвечаю: «Хотела бы сама знать!». Ну да я снова отвлеклась.

Прошла я чуть больше половины пути, настроение что надо, жизнь виделась, если не прекрасной, то вполне сносной, и жить хотелось очень-очень долго (в тот день, я отчетливо это помню, абсолютно точно не хотелось умирать). Однако, маленькая чернявая и худая девчонка в латаном платьице тяжелого свинцового оттенка уже повизгивала от нетерпения, переминаясь босыми грязными ногами, перекладывая с одной руки в другую небезызвестный сельскохозяйственный инструмент. И ведь дождалась!

Выворачивая из-за угла, я не услышала (я же была в наушниках) сигнала, предвещающего неравное столкновение. Более того, я и не увидела нечто большое, надвигавшееся сбоку – в тот момент я подвернула каблук, и все внимание было приковано к ногам. Понимаете, даже не успела заметить, что это за машина, которая, несмотря на сопротивление всех тормозных колодок, не смогла остановиться. Глухим ударом в грудь она заставила мое тело на мгновение забыть о законе земного притяжения и, взмыв метра на два в высоту и пролетев около десяти, «нежно» опуститься в «заботливо» распахнутые объятия фонарного столба.

Да, я не видела эту машину, но могла поспорить в тот момент на что угодно, что она была огромной. Смешно, но первое, что пришло в разбитую голову – мысль о том, что я умираю на пике моды: в чудных ультрасовременных туфлях, а в ушах у меня звучит популярная песня, о том, как случайная физическая близость вдруг переросла в светлое духовное чувство. Обремененный многочисленными сотрясениями и кровоизлияниями мозг нарисовал жестокий комикс: глупый маленький динозаврик, судя по комплекции, любитель манки на воде, да и вообще, вегетарианец, бьется из последних сил в лапах хищного алозавра (так похожего на Годзиллу). Тот ломает малышу ребра, крушит суставы, рвет острыми когтями артерии, и, вдруг, как ребенок, наигравшись вволю с уже надоевшей игрушкой, швыряет его в колючие заросли, и, ворочая окровавленной мордой, вынюхивает новую жертву. А маленький прохладный ящер, истекая кровью, скуля от нестерпимой боли, знает наверняка – конец. Занесенный многомиллионным слоем песка и исторической пыли, он когда-нибудь будет найден бородатым и дурно пахнущим давно не мытым телом геологом, который, может быть, получит за него особую премию и обмоет находку с такими же бородачами-товарищами.