Уже расстреляли… Я только узнала.
Есть от кого. Тут мой муж ни при чём –
Не по его она делу попала», –
Ольга вздохнула о горе своем.
Вздрогнула Соня. – «Да сколько ей было?!» –
«За шестьдесят. Только не говори,
Что приговором тебя удивила.
Убивать стариков мастера в наши дни!
Большого геройства не надо! Ах, Соня, –
Заплакала Ольга, – не слушай мою
Боль, слушай лучше сейчас про другое.
Я думала, мужней родни не люблю.
Добра я от них никогда не видала.
О вдовстве узнала, тогда лишь пошла
К ним по своей воле – как бы молчала?
Кто ближе всех жил, к тем скорее дошла.
Александра Петровна дверь отворила –
Сестра его. Я ей с порога: «Убит».
Она в кухне чаем меня напоила:
«Пей, Оля. Горячий». О брате молчит.
Потом уже обе мы с ней разрыдались.
«Брат, – говорит, – тебя очень любил».
O давнем грехе я заплакала, каясь.
Она мне: «Георгий тебе позабыл».
Всей семьей знали! Прощались родными.
В первых днях осени… в полночь… вошли.
Мужу золовки моей предъявили,
Что он верит в Бога! Вот ви́ны пошли!
Александра Петровна: «Я тоже верю.
Обоих берите». Был муж у нее
Богатый купец из семьи староверов.
Она – нашей церкви. Злодеям – одно:
За всякую веру лишить жизни рады!
У мужа золовки родня-то живет
В Париже давно. Пишет там мемуары.
Уехали сразу – в семнадцатый год.
Его в письмах звали с Россией расстаться.
«Я не поеду», – сказала жена
Давно еще. Вынужден был с ней остаться.
Большая любовь у них, Соня, была…
Их дочка пришла ко мне, всё рассказала.
Она арест видела. Я для нее,
Не для себя, про расстрел их узнала.
Не знать, Соня, – пуще всего тяжело».
Соня вздохнула. Потом догадалась: –
«Ольга Ивановна, я б никогда
С чекистом, что мужа преда́л, не общалась!» –
«Верю. Ты в принципах очень тверда.
А я сама грешница…» – «Можно ль сравненье!» –
«Соня, он мужа не предавал.
Он не помог лишь, себе во спасенье! –
Ольги лица был печален овал.
Медленно, будто урок объясняла,
Она говорила: – Жена у него,
Две дочки… За что бы винить его стала?» –
«Ему ведь… не нужно от вас ничего?» –
«Нет, Сонечка, – Ольга в ответ рассмеялась. –
Сколько мне лет! А жена молода…
Дал мне свой адрес. Семья оказалась
Его очень милой». – «Чекиста семья?!» –
«Дома он муж и отец, успокойся.
Он просто па́мятлив. Мне говорил,
Что может помочь по любому вопросу,
Но если уж кто-то в тюрьму угодил –
Вызволять не рискует. Узнать ж – всегда можно
О дальнейшей судьбе. По Москве. Ох, понять
Без личного опыта невозможно,
Что значит безвестно родных потерять!
Это такая боль! Помню, ходила
Словно в тумане, почти не спала…
В уме лишь одно только: жив иль могила?
Тут горькое знанье за радость сперва». –
«А разве иначе никак не узнают
Об арестованных, люди, родных,
Чем если знакомства у них вдруг бывают?» –
«Узнать очень, Сонечка, трудно о них:
Обычно боятся в родстве признаваться,
Да и не всякий тотчас же смекнет,
Куда за известьем ему обращаться.
И правду ли скажут – вовек не поймет. –
Слезы утёрла. – Скажи свои вести». –
«Я жду ребенка, – спешила сказать
Соня второй после мужа известье. –
Гриша велит только сына рожать.
Кормит меня на убой. Он счастливый!» –
«А ты?» – Соня молча взглянула в глаза
Подруге. Ответа ждала терпеливо
Ольга; в словах торопить тут нельзя. –
«Ольга Ивановна, даже не знаю.
Неблагодарна я, верно, судьбе.
Сами судите: сыта, не хвораю,
Муж мой внимателен, нежен ко мне.
Он добрый, он честный. Мы с ним не без крова.
У нас растет Тоня – чудесная дочь.
Под сердцем ношу я ребенка другого
И верю, что Бог должен с сыном помочь.
Но я… Я несчастна… Мне стыдно пред вами.
Вы пережили такое… а я
Вас буду напрасно тревожить словами,
В которых тоска без причины моя». –
«Сонечка, в жизни всему есть причина.