Тоска без тебя». – «Мать и дочь береги.
Может, потом буду жить где получше
И всех заберу. Хорошо ль без семьи?»
Так и уехал. Петра ожидала
Снова беременной, вспомнив потом,
Что места работы его не узнала –
Петр всегда отводил разговор.
Вернулся зимою. Письмо подстегнуло,
Что худо жене. Ему мать написать
Чужой рукой втайне от Груши дерзнула:
«Совсем плоха Груша. В живых бы застать».
Сына бранила: «Брюхатой оставил
И сбёг. Тебе Груша три года жена,
И третье дитё уж носить ты заставил.
Она работящая – всюду одна.
Жалеет меня, а ее я жалею.
Скинет ребеночка – знаки уж есть.
Неужто простить себе горе посмею?!
Бери семью в город, оставь меня здесь.
Поздно мне дом менять». Груша лежала,
Как в и́збу вошел муж. Подняться к нему
Свекровь не дала, – отругав, удержала.
Жалко и совестно стало Петру.
Жена ему: «Петечка!» – Не осердилась,
Что не послушал ее в прошлый раз.
Ребенка в утробе сберечь ей случилось –
Должно, отлежалась, а может, Бог спас.
В Бога не верила Груша. В дорогу
Скоро собрались. Отказ уезжать
Мать подтвердила, заверивши строго:
Им в городе жить, а ей здесь умирать.
«Будь счастлив, сынок!» В комнатушке в подвале
Вода, отопленье, и газ был, и свет.
Ни с ведрами мучиться тут, ни с дровами,
Ни снег убирать неизбежности нет.
Куда легче быт. Уходил муж с зарёю
И до́ ночи самой. С Мариной одна.
Даже рожать ей случилось одною –
Дома. Не в срок чуть. Легко родила.
(Девочку снова.) Дитя окрестили
Зоей – живучая[19]. В церковь потом
До новых крестин путь они позабыли –
Опасно и проку не видели в том.
(Зою крестили обычая ради,
Как и Марину.) Григорий к ним был:
Вздохнул тяжело, на племянниц он глядя, –
Образ своей дочки в сердце хранил.
11. Подруги
К этой поре уже Соня ходила
Снова тяжелой: носить ей дитя
И горько, и страшно, и радостно было.
Муж сына теперь загадал не шутя.
Она же на дочку надеялась тайно –
Взамен чтоб умершей. И дочь родилась.
Мать была счастлива необычайно.
Григорий смирился, расстроить боясь.
Назвал Антониной – в честь старшего брата.
Скучал по Антону. Не слишком была
Соня, по правде-то, имени рада –
Всей мужней родне дочь забыть не могла.
Но с Гришей не спорила – тяжкое дело.
Ольгу позвали ребенка крестить.
Та в эту пору о сыне скорбела –
Случилось им с мужем его схоронить.
Отроку было двенадцать годочков,
Когда, простудившись, в могилу сошел –
Бессильны врачи были. Мертвая точно,
С неделю молчала мать в горе большом.
Потом на пол кинулась, в голос завыла.
(У гроба крестились все. Даже Матвей.)
Соня тогда Антониной ходила,
Свою вспомнить боль тяжело было ей.
Мать безутешную очень жалела –
Георгий Петрович забылся в делах,
Ольга ж отвлечься ничем не умела.
Страшился муж муки в любимых глазах.
«Оля, не плачь, – уговаривал, – полно!
На том свете свидимся… Кто здесь больны,
У Бога, – недуг всякий правит, – здоровы…
С Отцом мальчик наш… Нет ничьей в том вины…»
Слова эти мало жену утешали.
Второй раз родить помышляла давно,
И вдруг повезло им: ребенка зачали…
Да удержать не сумела его.
«Слишком по первенцу уж горевала, –
Мужа коря, ему врач говорил. –
Зачем обождали так времени мало?
Сын как три месяца в гробе почил!
Наследничек нужен?» – К семействам богатым
Доктор презренье питал про себя
И не сочувствовал сердцем утратам.
«Как Бог дал… Родить вновь хотела жена». –
«А ум вам зачем?» – Про их с первенцем горе
Не знал врач. Георгий Петрович глядел
На лицо без кровинки, угасшее, Оли
И, молитву творя, у постели сидел.
Творцу благодарен он был, что живая.
«Рожу еще», – голос жены прошептал. –
«Нет, в третий раз рисковать не желаю.
Нам скорбь не напрасно Господь снова дал.
Видно, не можем здоровых детишек
Произвести. Ты пойми уж меня: