и могли быть приняты в ряды молодёжи брачного возраста».17

Кроме того, в целом, по мнению Т. А. Агапкиной: «Посредством фольклорного, культового, эротизма как составной части ритуально-магической традиции в славянском народном календаре воплощается три основных значения.

Во-первых, фольклорная эротика есть проявление праздничной разнузданности, оргиастичности, характерной для наиболее мифологически насыщенных, переломных периодов календаря. Эротика в сезонном ритуале – своего рода апогей праздничного хаоса и вседозволенности, мены социальных и даже половозрастных ролей, физического и психологического освобождения и пр. Именно поэтому наибольшее число эротически окрашенных обычаев и фольклорных текстов, а также фаллических символов встречается среди переломных празднеств славянского календаря: на Святках, Масленице и в Иванов день.

Во-вторых, фольклорная эротика и в особенности ритуальная нагота (обнажение гениталий как производительных органов и частей тела человека) связана с тем, что принято называть «комплексом плодородия», аграрными культами и производительным началом. Согласно магической ассоциации, эротические проявления со стороны человека благотворно влияют на производительность земли и скота и потому расцениваются положительно и даже приветствуются как форма праздничного или ритуального поведения.

Наконец, в-третьих, фольклорная эротика обретает особый смысл в перспективе матримониальных отношений молодёжи фертильного возраста и потому широко «применяется» в предбрачных играх, любовной магии и гаданиях о замужестве.

Таким образом, оргиастичность, производительное начало и предбрачные игры – вот те три области, в которых фольклорная эротика в славянском календаре занимает безусловно сильные позиции. Понятно, однако, и то, что в каждом конкретном празднике и даже календарном цикле фольклорная эротика задействует лишь часть этих тем, «согласуя» свою семантику и символику с основными мифопоэтическими доминантами этого цикла».18

Можно сделать вывод, что Масленица, хотя и была преимущественно праздником женатой молодёжи, носила черты ритуального осуждения молодёжи брачного возраста, не вступившей в брак, но всё же служила и целям предбрачных игр для инициации холостых парней и девушек.

«В составе весенних праздников важнейшее место занимают формы знакомства и межполового общения молодёжи, среди которых можно выделить совместные (когда в игре или иной форме досуга участвовали в равной степени и парни, и девушки), взаимные и односторонние (в которых инициатива принадлежала лишь одной из сторон).

Подобные формы досуга не были, конечно, исключительной прерогативой пасхально-троицкого цикла: они практиковались в течение всего года, в том числе и на Масленицу (вспомним хотя бы совместное катание с гор с обязательными поцелуями), однако в период с Пасхи до Троицы или Петрова дня такие развлечения становились постоянными и захватывали не только воскресные дни, но фактически все свободное время молодёжи, были своего рода пиком предбрачных игр и увеселений».19

Купала

«Обряды Иванова дня были отголосками древнеславянского праздника в честь солнца. Об этом свидетельствует и само слово «Купала», которое происходит от глагола «купать», – в его основе лежит индоевропейский корень –kup – со значением «кипеть, вскипать, страстно желать»».20

Купала, или Ярилово празднество, пожалуй, считается наиболее разгульным и сексуальным праздником в славянской культуре. Славянский день влюблённых. Именно его церковь считала наиболее развратным и растлевающим нравы.

«Игумен Елеазарова монастыря Памфил в своём послании к князю