Но интересней обстоит дело, когда эта процедура совершается коллективно. Тогда двое «дедов» берут девушку за ноги и поднимают кверху, держа юбку колоколом; третий насыпает в этот колокол лопатой до пол. Девушка, подвергнутая таким манипуляциям, отряхивается от снега, произнося: «Спасибо, дедушка родимый!» – и убегает обратно в избу».50

Этнографы И.А. Морозов  и И.С. Слепцова, которые привели описание данного обряда в статье «Свидание с предком (Пережиточные формы ритуального брака в святочных забавах ряженых)», объясняют такие добрачные сексуальные обряды следующим образом:

«Мотив ритуального брака с предком, почтившим своим вниманием участников святочного торжества, является, по-видимому, ключевым для понимания смысла большинства сценок с участием ряженых, а также развлечений и игр, практиковавшихся во время игрищ.

В сценках, зафиксированных исследователями с середины прошлого века, ритуальный брак или даже коитус с «покойником», как воплощением предков, уже заменяется, как правило, «венчанием» и «женитьбой» всех присутствующих юношей и девушек, которые осуществляет персонаж, в большей или меньшей мере связанный с духами предков».51

М. Л. Лурье в статье «Эротические игры ряженых в русской традиции» приводит следующее описание игрищ с участием ряженых:

«Более распространённым видом эротического контакта в ряженье являлся поцелуй. Кстати, он часто наделялся животворной силой: целуя ряженых, девушка «чинила мельницу», «оживляла коня», «воскрешала покойника». Скорее всего, для ряженья поцелуй был важен не столько сам по себе, сколько как знак контакта между девушкой и ряженым, олицетворявшим мужское начало. Не случайно девушки так неохотно шли на это: целовать ряженых было страшно, противно и, наконец, стыдно, что явствует из многих рассказов бывших участников игрищ. В некоторых случаях поцелуй мог прямо символизировать половое сближение. Например, в игре в «стульчики» реплики ряженых подростков «Поцеловать теперь!» и «Поебать с голоду!» воспринимались как равнозначные – и в одной, и в другой ситуации выбранной девушке предстояло целовать «стульчика».

Встречались случаи, когда контакт носил иной характер: девушка должна была подержаться за половой член персонажа (натуральный либо изображавшийся каким-либо предметом) или за то, что его эвфемистически представляло в игре (это мог быть «межевой столб», «кран квасника» и т. д.).

В некоторых случаях девушек заставляли целовать фаллос (см. игру в покойника в очерке К. Завойко), а иногда – наблюдать за имитируемой эрекцией. При этом каждая из названных форм «приобщения» к фаллосу была функционально эквивалентна поцелую, поскольку тоже обеспечивала оживание «покойника» (в конкретном варианте последний эпизод мог отсутствовать, но в принципе он предполагался игрой), починку или имитацию действия какого-либо предмета, механизма («межа», «квасник», «аршин, отмеряющий ситец»).

Исконная ритуальность действа ряженых, направленного на контакт с присутствующими, подтверждается следующими обстоятельствами. Это, к примеру, обязательность участия в каждой из подобных игр всех девушек».52

М. Л. Лурье в данной статье приводит к выводу, что « в сущности, взрослая молодёжь проходила в этих играх ту же сексуальную инициацию, только на словесном уровне.

Коитальная ситуация проигрывалась здесь на словах, подобно тому как в других играх – в условных действиях. Таким образом, на ритуально-игровом уровне обеспечивалась и удостоверялась готовность молодёжи к брачным отношениям».53

Мне кажется, в данном вопросе именно М. Л. Лурье ближе к истине. Колядовщики, безусловно, связаны с культом предков, но, возможно, следует разделять колядование как сбор пищи, денег и других даров предкам с ритуальными бесчинствами ряженых. Вероятно, ряженые не во всех святочных обрядах изображали из себя почивших предков, а в каких-то случаях выступали и как нечистая сила или, точнее, некий славянский Трикстер. Моё предположение заключается в том, что колядовщики связаны с культом предков, а ряженые выступают в роли нечисти, как славянского Трикстера.