Протолкавшись по вечерним пробкам, мы выехали на загородную трассу, оставив позади высотки и городскую суету. Жирные капли дождя мерно барабанили по крыше, стекали искривлёнными ручьями по стеклу и слетали на дорожное полотно, собираясь в блестящие лужи. Умиротворение – то, что ощущала сейчас я. Впервые со смерти мамы, а может за всю сознательную жизнь.

К двухэтажному, основательному дому, отгороженному от окружающего мира высоким забором, мы подъехали под раскаты грома и под пронизывающие почерневшее небо неоновые молнии, врезающиеся в горизонт. Повернулась к Матвею и увидела в его глазах схожую стихию, затянувшуюся голодной похотью бездонную голубизну.

– Прелюдии не будет, Надя, – хрипло выдавил слова, вытягивая меня за руку из машины и таща к крыльцу под нарастающий ливень.

– И не надо, – в предвкушении ответила ему, чувствуя, как нещадно тяжелеет внизу живота, пропитываются влагой трусики, и совсем не от дождя.

Не успели мы закрыть входную дверь, как Матвей набросился жадно с поцелуем. Нет. Он не целовал. Он впивался, кусал, зализывал, и создавалось ощущение, что ещё немного усилий, и мужчина сожрёт меня. Губы горели огнём, а возбуждение разъедало кровь калёным железом.

Его руки судорожно шарили по телу, сдирая мокрую блузку и дёргая застёжку прилипших брюк. Как только пуговица с молнией поддались, по губам скользнула прохлада, а я оказалась развёрнута и прижата грудью к стене. Никаких прелюдий. Резкий рывок в меня, растягивающий со сладкой болью, и грубые толчки, размазывающие меня по гладкой поверхности.

Матвей рычал, вгрызался в плечо, до синяков вдавливался пальцами в бёдра и не давал мне свободно вздохнуть. С каждым ударом в животе скручивало, стягивало, сворачивало и пульсировало, но для взрыва мне не хватало нескольких нажатий на клитор.

– Помоги, – проскулила на выдохе, собираясь направить мужчину к нужной точке, но он всё понял без меня, протолкнул руку между стеной и моим телом, и с силой обвёл вокруг налившейся плотности.

Прокатила одна волна, затем вторая, разряд протянулся по позвоночнику, судорогой свело между ног, выбрасывая импульсы внутрь меня. Сокращаясь в конвульсиях, закатывая глаза, погружаясь в долгожданный оргазм, почувствовала последний рывок, врезающиеся в кожу зубы, горячую сперму, выплёскивающуюся на ягодицы.

– Ты не воспользовался презервативом, – прерывисто прошелестела я. Хотя… Глупо, наверное, было думать об этом с моим-то диагнозом.

– Прости. Слишком сильно хотел тебя, – Матвей зарылся лицом в мои волосы, шумно глотнул воздуха и отодрал меня от стены, разворачивая к себе. – Я чист и кончил не в тебя.

Без разницы. Мне было очень хорошо, настолько, что о болезнях и беременности я думала в последнюю очередь. Колени подогнулись от слабости, тело наполнила невесомая лёгкость, а по венам искрились пузырьки сытого удовольствия.

Как давно у меня не было секса? Год-полтора. Ещё до моего несостоявшегося замужества, когда отец припёр меня к стене. Шантаж, обещание отдать вместо меня Любу, и я согласилась продаться его партнёру, воняющему подступающей старостью и ожиревшими последствиями разгульной молодости.

Никогда не верила в Бога, но после счастливого избавления от жениха, не совсем удачного для него, моя уверенность в отсутствие высших сил пошатнулась. Папа тогда выпил целую бутылку коньяка, кляня себя за прокол с датами, меня за оттягивание столь радостного события для невесты, канувшего в небытие партнёра за спешку попасть на тот свет. Подождал бы жених всего три дня, и его активы полностью были б в моих руках. А так разодрали всё дальние родственники, и слияние с бонусами проплыло мимо холдинга Белова.