– Почему вы пытаетесь запихнуть в меня морковку?

– Я не пытаюсь.

– По-вашему, здесь нет морковки?

– Ну… – Я взглянула на крошечные оранжевые кусочки. – Есть…

Он ждал, подняв брови.

– Э-э-э… наверное, я думала, что овощи пойдут вам на пользу.

Отчасти я так ответила из уважения к миссис Трейнор, отчасти в силу привычки. Я привыкла кормить Томаса, пряча овощное пюре под горами картошки или внутри макарон. Каждый кусочек, который удавалось в него запихнуть, казался маленькой победой.

– Можно я уточню? Вы считаете, что чайная ложка морковки улучшит качество моей жизни?

Звучит и правда глупо. Но я привыкла не пугаться, что бы Уилл ни сказал или ни сделал.

– Я вас поняла, – спокойно ответила я. – Больше этого не повторится.

И вдруг Уилл Трейнор расхохотался. Прямо взорвался смехом, как будто сам не ожидал.

– Господь всемогущий, – покачал он головой. Я глядела на него. – Что еще вы запихали мне в еду? Сейчас вы попросите меня открыть тоннель, чтобы Мистер Поезд мог доставить немного кашицы из брюссельской капусты на чертову Станцию Язык?

Я обдумала его слова.

– Нет, – с непроницаемым видом ответила я. – Я знакома только с Мистером Вилкой. Мистер Вилка совсем не похож на поезд.

Так несколько месяцев назад заявил ее племянник Томас.

– Вас заставила моя мать?

– Нет. Уилл, прошу, извините. Я просто… не подумала.

– Тоже мне редкость.

– Ладно-ладно. Я уберу чертову морковку, если она вас так расстраивает.

– Меня расстраивает не чертова морковка. Меня расстраивает, что ее подмешала мне в еду сумасшедшая, которая называет столовые приборы Мистером и Миссис Вилкой.

– Я пошутила. Послушайте, давайте я уберу морковку и…

– Я больше ничего не хочу. – Он отвернулся. – Просто заварите чай. И не пытайтесь подмешать в него чертов цуккини! – добавил он в спину.

Натан вошел, когда я заканчивала мыть посуду.

– Уилл в хорошем настроении, – заметил он, когда я протянула ему кружку.

– Неужели? – Я ела свои сэндвичи на кухне.

На улице было невыносимо холодно, и почему-то в последнее время дом казался уже не таким негостеприимным.

– Он говорит, что ты пытаешься его отравить. Но он сказал это… ну, знаешь… в хорошем смысле.

Как ни странно, слова Натана мне польстили.

– Ну… ладно… – постаралась я скрыть радость. – Дай только срок!

– И говорит он чуть больше, чем раньше. Он мог неделями не проронить ни слова, но в последние дни слегка разговорился.

Я вспомнила, как Уилл сказал, что, если я не перестану свистеть, ему придется сбить меня креслом.

– Пожалуй, большая разница, кого назвать разговорчивым – его или меня.

– Ну, мы немного поболтали о крикете. И вот что я тебе скажу. – Натан понизил голос. – С неделю назад миссис Ти спросила, как мне кажется, хорошо ли ты справляешься. Я ответил, что, по-моему, ты очень профессиональна, но я знаю, она имела в виду другое. А вчера она зашла и сказала, что слышала, как вы смеялись.

Я вспомнила прошлый вечер.

– Он смеялся надо мной, – поправила я.

Уилла рассмешило, что я не знала, что такое песто[26]. Я сказала ему: «На ужин макароны в зеленой подливке».

– Да какая ей разница. Он так давно ни над чем не смеялся.

Это правда. Мы с Уиллом вроде наконец-то поладили. Заключалось это в том, что он грубил мне, а я иногда грубила в ответ. Он утверждал, что я плохо выполнила его просьбу, а я отвечала, что, если бы ему было не все равно, он попросил бы как следует. Он бранил меня, называл «гвоздем в заднице», а я парировала, что пусть попробует обойтись без этого «гвоздя» и посмотрим, как долго он протянет. Все это было немного наигранно, но, похоже, устраивало нас обоих. Иногда даже казалось, что Уилл испытывает облегчение, оттого что кто-то готов нагрубить ему, возразить или заявить, что он ведет себя ужасно. Видимо, после аварии все ходили вокруг него на цыпочках… кроме, может быть, Натана, к которому Уилл, похоже, машинально относился с уважением и который был неуязвим для любых ядовитых замечаний. Натан был бронированным автомобилем в человеческом обличье.