Нельзя забывать, что в СССР каждый год происходило снижение цен на основные товары, постоянно открывались новые железные дороги, заводы, научные институты. Многие жили бедно, но оставались приветливыми, весёлыми, а сейчас на лицах безнадёжность, озлобление. Раньше у страны было будущее, а сейчас впереди сплошная безысходность. Совершенно ясно – социализм неизмеримо справедливей и гуманней волчьих законов капитализма. Не случайно западники считают, что революция в России заставила капиталистов повернуться лицом к простому народу, сделать капитализм менее волчьим. Не случайно.
Ну а наша юность прошла бурно. Одни из нас учились в институтах, обогащались знаниями, закладывали могучую базу и одновременно вовсю кропали стихи; другие, отслужив в армии и приехав в столицу из провинции, перебрали кучу профессий, пока не нашли себя в искусстве. Одни с помощью учителей постигали премудрости литературного ремесла, другие до всего докапывались самостоятельно, но и те и другие жили меж двух культур: традиционно высокой и лакировочной, помпезной, временами попросту между красотой и уродством.
Была ещё одна культура, расширяющая скудное информационное поле, – «кухонная», где читали самиздатовскую запрещённую литературу, по «вражеским голосам» сквозь глушилки слушали джаз и пересказывали анекдоты про власть имущих. Такая мешанина среды проживания не давала расслабляться, тем более что приверженцы разных культур не переваривали друг друга, и в богемных кругах частенько возникала накалённая атмосфера. Но, в отличие от благополучной, размеренной (когда решены основные проблемы) и скучноватой жизни на Западе, у нас всё время что-то происходило, менялось, мы находились в постоянном движении, жили среди контрастов, и, понятно, нам скучать не приходилось. К тому же на Западе ценилось богатство, а у нас искренняя дружба и бескорыстная любовь; у нас быть богатым или сынком какого-то деятеля считалось неприличным.
Особенно напряжённым было время, когда состоялся известный съезд и закрытый доклад, который передавался по цепочке слухов; приоткрыли занавес над прошлым нашего отечества, и все увидели жуткую картину – оказалось, идеи социализма реализовывались не так гладко, как нам внушали; лозунги коммунистов сразу затрещали по всем швам.
С колокольни хрущёвского времени многое в деятельности Сталина выглядело чудовищным (за что сидели Вавилов, Заболоцкий и многие другие невинные?), но и тогда возникал вопрос: без диктатуры сохранилась бы страна в годы хаоса и разрухи? А теперь и вовсе доказано, что репрессии начинали троцкисты, что в верхушке палачей все сплошь были сионистами. (Троцкий рассматривал русский народ как «хворост», чтобы разжечь мировую революцию.) Сейчас все злодеяния приписывают Сталину, между тем, как выяснилось, понятия «враг народа» и «тройки» ввёл Троцкий, и лагеря ГУЛАГа его детище, и он же лично расстреливал русских офицеров и считал, что «терроризм необходим для построения коммунизма». Даже «свой» Г. Боровик признаёт – «Если бы власть взял не Сталин, а Троцкий, было бы хуже».
Кстати, сейчас, когда Россия умирает, когда её вновь захватили единоверцы Троцкого, просто необходима диктатура, но русских, а не «русскоязычных», и честных патриотов. Как говорил Блок, «для управления Россией требуются люди верующие, умные и честные».
Потом подняли другой занавес – «железный», и начался бум: на экраны вышли зарубежные фильмы, на выставках появился Пикассо и польские авангардисты, приехал Ив Монтан, Москву заполонила фестивальная молодёжь; одно за другим возникали кафе, где открыто играли джаз, танцевали рок-н-ролл и буги-вуги. Тогда, в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов, по столице прокатился океанский вал, всколыхнувший молодёжь, – она истосковалась по свободе, и теперь повсюду разгорались жаркие споры. Это был прорыв в новый мир, мы нашли то, что искали, видели то, что хотели видеть. События тех лет уже далеко от нас, но мы их помним отлично.