Все, что у него было, – это я.

– Прости, – выпалил я, не дожидаясь, пока он скажет: «Алло». – Я слушаю. Что случилось?

– Заберешь меня?

Да, отличная идея – без свечей зажигания. Но Мэдок, возможно, еще не успел укатить.

– Где ты? – спросил я.

– В больнице.

– Простите, чем я могу вам помочь? – окликнула меня медсестра, когда я ворвался в двери больницы. Я знал, что должен сначала отметиться у нее, но пусть лучше засунет свою папку себе в задницу. Мне нужно найти брата.

У меня вспотели ладони, я понятия не имел, что случилось. Джекс повесил трубку сразу после того, как сообщил, где его искать.

Однажды я уже оставил его одного – когда ему было очень плохо. Это больше не повторится.

– Придержи коней, приятель, – раздался голос Мэдока. – Мы найдем его куда быстрее, если спросим, где он.

А я даже не заметил, что друг вошел в больницу вместе со мной.

Подошвы моих ботинок скрипели по линолеуму, пока я метался по коридорам, отодвигая занавески одну за другой. Наконец я увидел брата.

Джекс сидел на койке, свесив свои длинные ноги и держась рукой за лоб. Я схватил его за собранные в хвост волосы и запрокинул голову назад, чтобы посмотреть, что у него с лицом.

– Ай, черт! – крякнул он.

Похоже, я был недостаточно нежен.

Он щурился на свет флуоресцентных ламп, пока я разглядывал его зашитую бровь.

– Мистер Трент! – послышался у меня за спиной сердитый женский голос. Я не знал, к кому из нас обращаются – ко мне или к Джексу, ведь мы оба носили отцовскую фамилию.

– Что случилось? – Вопрос адресовался не Джексу. За него было с кого спросить.

Мой брат – еще ребенок. Неважно, что нас разделяет всего год с небольшим, он все равно младший.

И его жизнь полна дерьма.

Его мать-индианка была несовершеннолетней, когда забеременела им. От отца Джекс унаследовал лазурно-голубые глаза, остальное досталось ему от матери.

Его иссиня-черные, доходившие почти до середины спины волосы казались светлее. Несколько прядей были заплетены в косички, и вся эта масса собрана сзади в хвост. Его кожа была на пару тонов смуглее моей, но все затмевала его ослепительная улыбка.

Женщина за моей спиной кашлянула и сухо ответила:

– Мы не знаем, что с ним случилось. Он нам не говорит.

Я стоял перед Джексом, не поворачиваясь к ней. Она, возможно, была врачом или социальным работником. Или из полиции. Какая разница. Они все смотрели на меня одинаково. Так, будто меня надо хорошенько выпороть или что-то в этом духе.

– Я несколько часов пытался до тебя дозвониться, – прошептал Джекс, и я с шумом втянул воздух, заметив, что и губа у него распухла. Взгляд у него был умоляющий. – Надеялся, что ты приедешь до того, как доктора свяжутся с ними.

И тогда я понял, что эта женщина – из социальной службы, и почувствовал себя последним мудаком. Он нуждался во мне сегодня, а я опять облажался.

Я стоял, заслоняя его собой, а может, это Джекс пытался спрятаться от нее за мной. Не знаю.

Ясно было лишь одно: Джекс не хотел идти с ней. Ком в моем горле вырос до таких размеров, что мне захотелось на ком-нибудь отыграться.

Тэйт.

Я всегда выбирал ее своей жертвой, но и все мои хорошие воспоминания были связаны с ней.

У меня перед глазами возникло то единственное место, куда еще не проникли ненависть и отчаяние.

Наше дерево. Мое и Тэйт.

Я подумал, а есть ли у Джекса такое место, где он может чувствовать себя в безопасности, где ему тепло и спокойно.

Сомневаюсь.

Было ли у него такое место в прошлом? Будет ли когда-нибудь?

Я мог только догадываться, какую жизнь довелось прожить моему брату. Конечно, я успел уловить ее вкус тем летом, когда мне было четырнадцать, но, в отличие от меня, Джекс терпел это дерьмо всегда. Не говоря уже о том, сколько приемных семей он сменил за последние годы. Он смотрел на меня так, словно я был для него центром Вселенной, а у меня не находилось ответов. Я был бессилен. Не мог его защитить.