– Енто-то я вижу. Как до дома думаешь?

– А что тут думать-то. Вы до ночлега дойдёте, утром попрощаемся, я поклонюсь за доброту, хлеба и крупы возьму и бегом до дома, дня за три, пожалуй, добегу. Ну четыре там, что тут бежать-то.

– Не, брат, не дело это, одному вдоль реки. Да мало ли что, места незнакомые, медведей полно, да ещё другого зверья, что подрать может. Не, брат, один не пойдёшь.

– Так как быть-то тогда?

– До торжка дойдём, после совета старшин ещё стоять будем, там, глядишь, с кем из обозников и сговорюсь тебя до села чтобы довели. От Торжка, понятное дело, дорога подольше будет, чем по реке, но через несколько дней на селе гусей гонять будешь ужо. И мне спокойно будет. Понятно тебе?

– Понятно, что непонятного-то.

– Ну а коли понятно, пока ладейным малым будешь. А я для тебя больше не дядька Загор, а Загор, али старшой. На ладью своими же ногами зашёл, сам виноват, что с нами отправился. Вот и будешь жить по ладейным законам, пока с нами идёшь. Нет тут у тебя ни дядек, ни дедов, ясно это?

– Да ясно. Спасибо тебе, старшой, не зря в народе завсегда говорят, что товарники не только храбрые люди, но ещё и щедрые, и сердобольные.

– То, может, и да, людям-то виднее, – улыбнулся Загор на слова Вольки, так как говорил совершенно искренне, без намёка на лесть.

– Но вот тока, – продолжил Загор, немного замявшись, – меж собой мы товарниками не зовёмся.

– А как же тогда кличете-то меж собой, ежели не товарниками. Ведь все же вас товарниками зовут. Товарники ушли, товарники пришли. Да и я в разговоре скока раз вас товарниками называл.

– Да, кто с товарами не ходит, зовут товарниками, есть такое дело.

– Ты на меня-то хоть не осерчал, что я товарником тебя звал? – расстроился Волька.

– Да ну нет, не осерчал, конечно, ты же с нами не ходил, откуда ж тебе наши традиции знать. Это мы только меж собой себя товарниками не называем.

– Понятно. А как же меж собой зовётесь?

– Товарищами мы зовёмся.

– О, велика разница, товарник чи товарищ? – Волька улыбнулся.

– Да, велика, Волеслав, раз не зовёмся. И ещё, с этого мига ты не Волька, ты Волеслав, ладейный вой, наш товарищ, а у нас детские имена не в чести. Ясно, Волеслав?

– Да ясно, ясно. А в чём же разница, мне страсть как знать интересно. А то я ребятам как буду говорить, что товарником неправильно того, кто в дальние страны с товаром ходит, звать. Нужно товарищем. А они меня начнут выпытывать, почему, а я и не знаю, чаво им сказать. Надо ж за добрых людей правильно говорить, дабы не обидеть. Волеслав нахмурил брови и поднял назидательно палец вверх.

– Ну, коль так, ща расскажу. Тока сядь поровнее, а то ёрзаешь как егоза. – Загор тоже сел поровнее и, придав себе значимый вид, продолжил. – Понимаешь, Воль, товарник – это тот, кто товары носит из села в село менять. Где в селе много товара, там взял, где мало товара, туда принес. Тут на мене товаров разница и выходит, то есть прибыток. За тот прибыток товарники и живут. Сам живёт, родню свою содержит.

– Ой, дя… старшой, та что с той разницы-то для рода, слёзы одни, а не прибыток. На всех толком и не поделишь, а коли поделишь, то и не видать того прибытка.

– На всех-то да, верно говоришь, не поделить. Да вот не живут товарники для села, для рода, так вот брат.

– Как так, не живут? – Волеслав непонимающе нахмурил брови. – Род же испокон веков тёмных общим живёт. Мужи охотничают, сёла от ворога обороняют, избы, бани да сараи ставят. Бабы деток рожают и следят за ними, с хозяйством управляются, всё считают, что нужно и когда что делать надо, еду всем дают. Дети старших слушают и учатся, как жить-поживать. Волхвы да ведуньи за родичей с богами говорят, хворых лечат и в делах помогают. Так всегда было и всегда будет, на том же род стоит. Ведь всё вокруг нас в общине живёт, и мурашки малые, и птицы, и волки лесные даже. Все друг дружке всегда помогают, каждый за своего стоит. Нас так старики ж учили, верно ведь?