Осознав ужас ситуации, в которой оказалась девочка, тетя Джен лишилась дара речи, впала в ступор. Всю жизнь, до этого мгновения, Дженева Дэвис всегда могла найти слова утешения, знала, как успокоить растревоженное сердце простым поглаживанием волос, унять страх объятиями и поцелуем в лоб.

И Микки перепугалась до смерти, чего с ней не случалось лет пятнадцать, а то и больше. Вновь почувствовала, что она – рабыня судьбы, случая, опасных мужчин, совершенно беспомощная, совсем как в детстве, когда не была себе хозяйкой. Она не могла предложить Лайлани путь к спасению, как когда-то не могла спасти себя, и это бессилие предполагало, что ей недостанет ума, храбрости, решительности для решения куда более сложной задачи: переустройства своей загубленной жизни.

С серьезным видом Лайлани доела вторую порцию пирога, с таким серьезным, словно ела не для того, чтобы утолить собственные потребности или желания, а в память о том, кто не мог разделить с ней эту трапезу, в память о мальчике с сильным врожденным дефектом таза и вывернутыми тазобедренными суставами, мальчике, который ходил в ортопедическом ботинке, брате, который, наверное, любил яблочный пирог и чью память приходилось кормить из-за его вынужденного отсутствия.

Замерцал огонек, что-то зашипело, змейка дыма поднялась над восковой лужицей: одна из свечей догорела, и темнота без промедления придвинула свой стул поближе к столу.

Стрельба, но и сосиски. Охотники рядом, но хаос помогает уйти от них. Вокруг враждебность, но впереди надежда на спасение.

Даже в самые темные моменты жизни свет присутствует, если верить, что он есть. Страх – яд, вырабатываемый рассудком, смелость – антидот, который всегда наготове в душе. В неудаче заложено зернышко, из которого вырастет будущий триумф. Надежды нет у тех, кто не верит в разумность существующего порядка вещей, но те, кому виден глубокий смысл в каждом из приходящих дней, живут в радости. Если тебе противостоит превосходящий силой противник, ты обнаружишь, что пинок в половые органы – очень эффективное средство борьбы.

Это и многое другое – премудрости из «Большой книги практических советов мамы для преследуемого подрастающего хамелеона». Книга эта, разумеется, нигде не опубликована, но он может видеть ее страницы, словно это реальная книга, ничем не отличающаяся от прочитанных им, главы и главы полезных рекомендаций, за которыми давшийся дорогой ценой жизненный опыт. Его мать прежде всего – его мать, но при этом и символ сопротивления угнетению, почитаемый во всем мире, глашатай свободы, учение которой, как философия, так и практические советы выживания, передавалось от верующего к верующему, точно так же, как народные предания, которые рассказывали и пересказывали у костров и очагов, сохраняя и пронося их сквозь столетия.

Кертис надеется, что ему не придется пинать кого-либо в половые органы, но он готов и на это, если не будет другой возможности выжить. По природе он скорее мечтатель, чем человек дела, скорее поэт, чем воин, хотя надо очень постараться, чтобы увидеть что-то поэтическое или воинственное в прижимании к груди пакета с сосисками, в забеге на корточках, в отступлении с поля боя, грохочущего у него за спиной.

Вокруг и под разделочными столами, мимо высоких стоек с открытыми полками, уставленными посудой, укрываясь за кухонным оборудованием неизвестного ему назначения, Кертис пусть не прямо, но целеустремленно продвигается к дальнему концу кухни, в направлении, с самого начала указанном ему работающими здесь людьми.

Но никто из работников более не хочет служить гидом. Они слишком заняты поисками убежища, расползаются по полу в разные стороны, словно солдаты, внезапно попавшие под обстрел, бормочут молитвы, каждый преисполнен решимости уберечь собственную задницу, которую когда-то его мать заботливо присыпала тальком.