Наконец конгрессмен подошел к двери двухэтажного дома и нажал на кнопку звонка.

Максимально крупный план выхватил молодую брюнетку, которая открыла дверь. В обтягивающих шортах и топике, едва не лопающемся на груди. Если бы в таком виде ее увидел случайный прохожий, у него точно глаза полезли бы на лоб.

– Ее зовут Карла Раймс, – доложил Ной. – Сценический псевдоним, когда она танцевала, Тиффани Таш.

– Полагаю, не в балете.

– В ночном клубе «Планета Киска».

На пороге Карла и политик обнялись. Даже в надвигающихся сумерках, даже под тенью козырька над дверью их долгий поцелуй не подпадал под категорию платонических.

– Она состоит в штате сотрудников благотворительного фонда вашего мужа.

– «Круга друзей».

Парочка на экране больше напоминала не друзей, а сиамских близнецов, сросшихся языками.

– Получает тридцать шесть тысяч в год.

Картинка не сопровождалась звуком. Он появился лишь после завершения поцелуя. Джонатан Шармер и сотрудница его благотворительного фонда, а по совместительству и любовница, завели отнюдь не романтический разговор.

«Этот говнюк Фаррел действительно объявился, Джонни?»

«Прямо не смотри. Старый «шеви» на другой стороне улицы».

«Этот маленький извращенец даже не может себе позволить нормальный автомобиль».

«Мои парни и этот превратят в металлолом. Надеюсь, у него есть деньги на проезд в автобусе».

«Готова спорить, он сейчас гоняет шкурку, наблюдая за нами».

«Я обожаю твой грязный ротик».

Карла захихикала, сказала что-то неразборчивое и увлекла Шармера в дом, закрыв за ним дверь.

Констанс Тейвнол – в том, что от второй части фамилии она избавится в самое ближайшее время, сомнений быть не могло, – не отрываясь, смотрела на экран. За конгрессмена она вышла замуж пять лет тому назад, до первой из его трех успешных политических кампаний[14]. Создав «Круг друзей», он приобрел имидж специалиста по нестандартным подходам к решению социальных проблем, а женитьба на Констанс принесла ему класс и респектабельность. Для абсолютно беспринципного мужа такая вторая половина, по существу, являлась моральным эквивалентом сверкающей брони, которая ослепляла знатоков политического закулисья не красотой, а безупречностью репутации, отчего сам Шармер не вызывал никаких подозрений и желания приглядеться к его делишкам.

– С камерой синхронизирован высокоэффективный направленный микрофон, – объяснил Ной. – Мы добавляли звук, лишь когда разговор становился уликой против него.

– Стриптизерша. Какая проза! – Даже в печали, облаком которой накрыла ее видеозапись, она нашла нотку юмора, иронию, неизменно присутствующую в человеческих отношениях. – Джонатан культивирует образ умудренного жизненным опытом человека. Репортеры видят в нем себя. Они простили бы ему все, даже убийство, но теперь превратятся в стаю волков, потому что такая тривиальность их оскорбит.

Пленка крутилась без звука, сумерки тем временем сменились ночью.

– Мы используем камеру и специальную особо чувствительную пленку, которая позволяет фиксировать изображение даже при минимуме света.

Ной ожидал услышать зловещую музыку, предупреждающую о близости нападения на «шеви». Иногда Бобби Зун не мог устоять перед применением на практике знаний, полученных в школе кинематографии.

В самом первом их совместном проекте юноша представил отлично снятый и эффектно смонтированный десятиминутный фильм, главную роль в котором сыграл разработчик программного обеспечения, меняющий дискеты с наиболее важными секретами работодателя на чемодан с деньгами. Начинался он короткой заставкой: «Фильм Роберта Зуна». Бобби страшно огорчился, когда Ной приказал ему убрать заставку.