Оказавшись за изгородью терема, Эрик забежал за крыльцо. Ни ушами, ни глазами он никого не заметил, а значит, можно было действовать. Взяв сирень в зубы, – ему показалось, что стебли были достаточно вкусными, – он подпрыгнул и схватился за узорчатую перегородку. Мышцы у мальчика были ещё не так велики, и ему стоило огромных сил взобраться на навес. Доски предательски затрещали, и Эрик занял неподвижную лежачую позу, стараясь дышать совсем тихо, что, к слову, получалось не так хорошо, как ему хотелось бы. Через полминуты он привстал на коленях и продолжил свой нелёгкий путь. Хватаясь за декоративные выступы, мальчик приближался к заветному окну на третий этаж, которое было как раз открыто. Ему хватило ума не виснуть на распахнутой раме, и он, отодвинув её, прошёл по узкому карнизу. Случайно уронив взгляд вниз, Эрик ненадолго замер. Вид с третьего этажа поистине захватывал дух, а мальчик слышал, что в таких городах, как Грандерфил или Димарий, здания вообще строят по шесть-семь этажей в высоту. «Как же люди могут жить так высоко? Наверное, они заколачивают окна, чтобы не видеть ничего», – подумал Эрик. Он-таки пришёл в себя и снова открыл окно, чтобы взобраться на подоконник. Блондин встал почти во весь рост, пригнулся под оконной рамой и прыгнул в комнату, шумно приземлившись на ковёр.
Эрик стоял, как на сцене, в солнечных лучах, единственных проникающих через открытое окно. В остальном помещение обжила тень. Благо, днём можно было ещё разглядеть местный интерьер. Основным экспонатом был, конечно же, мольберт, вокруг которого как будто и собрались остальные вещи. Всё было на местах: диван, начинающий страдать от собственного возраста, шкаф, скошенный под углом крыши, и стеллажи – все в книгах, книжечках, томах и томиках. На столе рядом с кипой бумаг стояла короткая свеча, видно, горевшая всю ночь. Осмотревшись, блондин не нашёл того, кого искал. Он задумчиво почесал затылок, положил цветы на стол, а сам уселся на ковёр перед мольбертом с незаконченным рисунком и стал с интересом буравить его взглядом. Половину холста – ровно до линии горизонта, насколько мог судить о художественном ремесле Эрик – занимал свежий луг. Он был и зелёный, и золотистый одновременно, ведь на нём произрастала немеренная тьма кукурузы. Пусть художник ещё не мог считаться гением или мастером, ему удалось очень хорошо передать такими мелкими мазками форму початков. Однако верхняя часть холста была ещё не закончена. Начало было положено лишь на середине, где было изображено что-то серое, непонятное, напоминающее сухую ветку.
– Тебе делать нечего? – неожиданный возглас застал Эрика врасплох, и он вздрогнул.
Обернувшись, мальчик был вознаграждён, ибо Она была наконец здесь. От подола тёмного платья волнистые кружева тянулись, пересекая узкий поясок, до острых плеч и останавливались возле тонкой шеи. Бледное личико не могло выразить никаких известных эмоций, – стеклянный взгляд любого топил в безразличии. Она посмотрела на Эрика сверху-вниз и, не дожидаясь ответа, пошла дальше к столу. В руках она сжимала пару твёрдых книг.
– Что это? – она заметила цветы.
– Цветы, – выйдя из ступора, пояснил мальчик.
– Цветы? Ну да. Зачем они тут?
– Это подарок мой тебе, – он расплылся в улыбке.
– Странный подарок. Они завянут через два дня.
– Ну, все дарят женщинам цветы. Что такого?
– Люди делают много странных вещей. Не стоит во всём полагаться на них, – девочка прошла к столу и уложила книги.
Эрик задумался. Он всё никак не мог увидеть логики в её словах. Но уже точно поддерживал их. Если кто другой сказал бы такое, Эрик бы посмеялся, однако слова из уст Элизы были для него абсолютно всегда правдивы.