В межзаветных иудейских сочинениях образ огненного ада встречается неоднократно, но само слово геенна употребляется редко. Так, в 4-й Книге Сивилл, иудейское ядро которой, вероятно, восходит к II в. до н.э. – I в. н.э., говорится: «Тех, кто, живя нечестиво, / Истинной веры не знал, земляная толща накроет / Душного Тартара, пропасть поглотит ужасной геенны» (ὅσοι δ» ὑπὸ δυσσεβίῃσιν / ἥμαρτον, τοὺς δ» αὖτε χυτὴ κατὰ γαῖα καλύψει / Τάρταρά τ» εὐρώεντα μυχοὶ στύγιοί τε γεέννης) (КС, 4.184—186). Перед этим сообщается, что Бог «порочных в пламень отправит, / в мрак преисподней» (ὑπὸ ζόφον ἐν πυρὶ πέμψει) (КС 4.43—44). Здесь слово γεέννα употребляется уже в форме, известной по Новому Завету.

3-я книга Ездры (кон. I – нач. II в. н.э.) сообщает, что после страшного суда «явится яма мучений, а напротив неё – место покоя; откроется печь геенны, а напротив неё – рай наслаждений» (et apparebit lacus tormenti et contra illum erit locus requietionis, et clibanus gehennae ostendetur et contra eam iucunditatis paradisus) (3 Ездр. 7, 36). По всей видимости, редкость упоминаний геенны в сочинениях эпохи Второго храма вызвана тем, что в переводах на другие языки это семитское слово оказывалось скрытым за другими словами.

Предположительно самые ранние упоминания огненного ада в межзаветных текстах содержатся в 1-й книге Еноха. Образ огненной бездны появляется уже в Книге стражей (III – II вв. до н.э.), где она предназначена для уничтожения в судный день мятежных стражей: «И в великий день суда он (Азазел) будет брошен в жар» (Пан.: καὶ ἐν τῇ ἡμέρᾳ τῆς μεγάλης τῆς κρίσεως ἀπαχθήσεται εἰς τὸν ἐνπυρισμόν; Синк.: καὶ ἐν τῇ ἡμέρᾳ τῆς κρίσεως ἀπαχθήσεται εἰς τὸν ἐμπυρισμὸν τοῦ πυρός; эф. wäbä {ʿ} əlätə {ʿ} äb {a} yə ʾənətä k {ʷ} ənäne kämä yətəfänäwə wəsətä {w} aʿəyə) (1 Ен. 10, 6); «Крепко свяжи их (Семъйязу и его соучастников) под холмами земли на семьдесят родов до дня суда над ними и до окончания родов, пока не совершится последний суд над всею вечностью. В те дни их бросят в огненную бездну (гр. τὸ χάος τοῦ πυρὸς; эф. m {ä} təḥətä ʾəsatə); на муку и в узы они будут заключены на всю вечность. И немедленно Семъйяза сгорит и отныне погибнет с ними; они будут связаны друг с другом до окончания всех родов» (1 Ен. 10, 12—14).

В Послании Еноха (II в. до н.э.) мы, вероятно, впервые в еврейской литературе встречаем представление об огненном аде, который ждёт грешников после судного дня: «Их дух будет брошен в огненную печь» (tətəwädäyə mänəfäsomu wəsətä {ʾ} ətonä {ʾ} əsatə) (1 Ен. 98, 3); «Горе вам, грешники, ибо вы будете гореть в озере огненного пламени (bäwa {ʿ} əyä lahəb {ä} ʾəsatə təwə {ʿ} əyu) за слова своих уст и за дела своих рук» (1 Ен. 100, 9); «Их духи будут умерщвлены, и они будут восклицать и взывать в пустом необитаемом месте и гореть в огне, где нет земли» (wämänafəsətihomu yətəḳätälu wäyəṣärəḥu wäyä {ʿ} äwäyəwu bämäkanä bäd {ə} wə zäʾiya {s} ətärəʾ {i} wäbäʾəsatə yən {ä} dədu ʾ {ə} səmä ʾihälo) (1 Ен. 108, 2).

Сходное представление отражено в третьей части 1-й книги Еноха – Книге видений (II в. н.э.): «И суд совершился, прежде всего, над звёздами, и они были судимы и оказались виновными, и пришли к месту осуждения, и их бросили в глубокое место, наполненное огнём, пылающее и наполненное огненными столбами. И те семьдесят пастырей были судимы и оказались виновными, и точно также были брошены в ту огненную пропасть (ma {ʿ} əməḳ {ä} ʾəsatə). И я видел тогда, как была открыта подобная пропасть в средине земли, наполненная огнём, и как принесли тех ослеплённых овец, и они все были судимы и найдены виновными, и брошены в ту огненную пропасть, и они сгорели: а пропасть эта была направо от того дома (т. е. Иерусалимского храма). И я видел, как сгорели те овцы, и кости их сгорели» (1 Ен. 90, 24—27). Пропасть рядом с храмом, очевидно, расположена в долине Хинном.