‒ Вот теперь поехали.

Садимся в «Волгу» (!) и едем. Я был безмерно удивлён скромности и близости к народу южанина, если к тому же принять во внимание меру моей благодарности. Приезжаем куда-то, в Черёмушки, заходим в квартиру. В маленькой двухкомнатной «хрущёвке», на раскладушке лежит-болеет бедно одетый мужчина. Горло завязано, на табуретке стакан горячего молока.

‒ Он? – хрипит моим конвоирам.

‒ Он!

‒ Всё в порядке?

‒ А чего же мы приехали?

‒ Тогда так, – это уже мне. – Завтра бери документы своей конторы и подъезжай к подъезду номер (сейчас не вспомню). Я к утру оклемаюсь, включим тебя в ряды уполномоченных!

Вот что это было? Где золотые перила на лестнице, бассейн в «хрущёвке»? Потом мы с этим деятелем крепко подружились, и никогда не видел я в его окружении хотя бы одного предмета роскоши! Поумней нынешних был. Желание помочь нуждающемуся чиновнику само по себе возникало, без напоминаний. «Лев Натанович, если бы у вас был миллион, что бы вы сделали? – Я бы сделал вид, шо у меня его нет!».

Так Секретный банк попал в число любимых Москвой. Пошёл я на первое совещание: послушать, что да как, где та квартира, где деньги лежат. За столом сидят уважаемые люди, например, известный ныне борец с коррупцией, а тогда известный подносчик средств в высшие эшелоны, будущая руководительница крупнейшего в РФ банка, а тогда просто влюблённая в борца женщина, что было заметно до неприличия; владелец глашатаев из свободной прессы, ну, и остальные – так, по мелочи, вроде меня.

Начальник финансового департамента что-то удивительное вещает насчёт посильной помощи обнищавшей мэрии и Москве. (Именно в таком порядке!). Никто его не слушает, будущая сберегательница счетов пенсионеров, например, постоянно пишет записочки и с хихиканьем подкидывает их борцу, словно влюблённая восьмиклассница.

Я, наоборот, внимательнейшим образом слежу за происходящим, зажав руками рот, чтобы не пообещать сгоряча лишнего.

Закончилось совещание, а где золото – так и не объяснили. Подождал на крылечке своего знакомца-аскета.

‒ Ну и что это было?

‒ А ты не понял? Плохо. Мне тебя, как сообразительного, охарактеризовали. Ладно, на первый раз прощаю и объясню. Но больше за руку водить, как поводырь, не буду. Смотр!

‒ Что смотр?

‒ Ты в пионерах был? В армии, понятно, нет.

‒ Ну, был.

‒ На линейку ходил?

‒ Ну, ходил.

‒ Тебе там путное что-нибудь говорили?

‒ Никогда!

‒ А зачем собирали-строили?

‒ Ну, в пионерлагере – проверить, не сбежал ли кто от счастливого детства, а в школе – чтобы не расслаблялись.

‒ Молодец! Здесь то же самое.

‒ А как же то, зачем я здесь?

‒ Это ты уж сам как-нибудь. Помнишь анекдот про мента? «Пистолет с корочками дали – теперь сам!».

Памятуя о начале беседы, я не стал просить дальнейших объяснений, боясь порушить и без того покосившийся имидж.

Однако долго грустить мне не пришлось. Весть о новой наложнице в гареме мэрии уже разнеслась по Москве, и вокруг меня зароились интересные люди. Оно и понятно: новая девушка всегда вызывает живой интерес, чтобы там не говорили борцы за нравственность. Конечно, если она готова отвечать взаимностью на хорошее отношение. А я готов был. Согласно классикам: «…и пусть никто не уйдёт обиженным!». По возможности.

В результате в банке появилась бывшая активистка – начальница из Московского городского комитета незабвенной партии большевиков, подрядившаяся вести меня по кручам и обрывам к вожделенным бюджетным счетам.

Внимательный читатель может начать недоумевать: если через весь текст проходит красной нитью неприязнь автора к «красным», особенно к большевикам, как же так случилось, что он дружески взаимодействовал с активисткой коммунистического движения, более того – чуть ли не любил её? Не говорит ли это о двуличности повествователя? Нет не говорит. Этому есть простое объяснение.