‒ Если уж путешествовать, так путешествовать! Выделю, пожалуй, средства на транспорт, а то до этого, с красивым названием, пешком долго добираться, – сказала жена.

‒ Неужто авто возьмём? – потерял я связь с реальностью.

‒ На такси моего романтизма не хватит, на метро путешествовать будем.

А что? В Москве туристов в метро водят, почему бы и нам на чрево Парижа не поглядеть? Одноимённый рынок-то закрыли, как впоследствии наш «Черкизон», так что чревом, по понятиям, теперь метро должно быть.

Пока ехали, ничего достопримечательного не заметил – может, смотрел плохо? Чрево оно и есть. Грязноватое и пахнет соответствующе.

Выводит меня жена наверх на конечной станции и предупреждает:

‒ Билет не потеряй, я его в оба конца приобрела, раз уж у нас опять любовь.

Вышли, осмотрелся я – приличненько так. Правда на место свиданий Ромео и его пассии не похоже – стиль не тот. Небоскрёбы какие-то.

− И где же мы вздыхать будем? Дефанс-то где?

− Щас, покажу, обвздыхаешься, – говорит жена.

Тащит меня к дверям ближайшего небоскрёба, заталкивает в них, и куда мы попадаем? Правильно, в магазин! Дефанс-то торговым центром обернулся. Что поделать, такова сокровенная жизнь сердца замужней женщины. Вывод: не всегда красивое слово означает нечто поэтическое – «ремонт», к примеру.

Единственная радость: нашёл я в этих джунглях ширпотреба трансформеры для младшего, так что считай медовые десять дней недаром прошли. Загрузила меня жена продуктами капитализма, так что похож я стал на студента, возвращающегося после барщины на овощебазе. Только после этого вывела из катакомб Али-Бабы.


Кстати, положение моё – сумки в руках, в зубах и за плечами – напомнило мне один случай. Послали меня как-то в году 1980-м на эту самую овощебазу капусту заготавливать. (Странное дело, при социализме всё было для блага народа, но почему-то для прокорма этого объекта всеобщих забот постоянно не хватало продуктов и рабочих рук). Вы видели, как этот процесс происходит? Держись, кто квашеную капусту любит, сейчас рассказывать начну!

Стоит вросшая в землю, как старая крепость, огромная бочка – диаметром метров шесть, а глубины – не знаю какой, я во вторую смену попал, капуста там уже была. Однако от уровня народной закуски до края – больше моего роста. Выдают мне резиновые сапоги, телогрейку и шапку-ушанку. (За окном конец августа). «Это, – говорят, – спецодежда: производство пищевое, стерильность нужна». Подводят к борту циклопической постройки:

‒ Прыгай вниз!

‒ А как же назад?

‒ Разговорчики на производстве! Прыгай!

Прыгнул – по колени в капусту ушёл, как Иван, крестьянский сын, от удара Горыныча. В тот же момент из трубы над бочкой на меня начинает сыпаться мелко нарезанный продукт.

‒ Беги! – кричит девушка-бригадир. – Стоять будешь – засосёт!

Я начинаю прыгать на борта бочки, пытаясь зацепиться за край. Ничего не выходит – ноги в капусту проваливаются, оттолкнутся не получается.

‒ Ты куда, придурок?! По кругу беги, утаптывай, а то не проквасится!

‒ А как же я отсюда выскочу?! Я же погибнуть могу, меня ж засыпает! Ноги вязнут!

‒ Не дрейфь, очкарик! Авось не засыплет! До краёв наберётся, тогда и выскочишь! Да голенищами капусту-то не черпай! Колени выше!

Обнадежив меня, девушка удаляется, а я несусь по кругу, что твоя цирковая лошадь. Пот с меня в чан градом, телогрейка с ушанкой в августе – это вам не бельё от «Intimissimi». На соли они, что ли, экономят, пот взамен используют? Попробовал ушанку скинуть – нет, правильно выдали, капуста без неё в глаза и за шиворот попадает, приятного мало.

Долго я после этого квашеную капусту есть отказывался, да время лечит даже аллергию – подзабыл постепенно детали, начал снова закусывать.