Помоги им!
Если бы знать, кому? Китти и Джо? Так у меня даже ниточек нет, за которые можно подергать и распутать этот клубок. А те, что были, привели в тупик… Может, и правда наврал мне бро.
А сон… Всего лишь сон, твою мать!
На тумбочке тихо жужжит айфон. Наверное, Димон хочет уточнить насчет платья. Лениво тянусь за трубкой и, увидев сообщение из лаборатории, резко сажусь на кровати.
Тупо пялюсь в скан документа.
Девяносто пять процентов! Это что такое, твою мать? Точное попадание или в молоко?
– Ангелина Викторовна, – тут же перезваниваю заведующей. – Что-то я ничего не пойму.
– Я тоже, Матвей Александрович, – вздыхает она. – Скорее всего, образцы были взяты некорректно. Но само тестирование было проведено правильно. Исходя из материалов исследования и сравнения существующих локусов, мы можем предполагать отцовство Александра Юрьевича. Но с меньшей долей вероятности…
– А по-русски? – перебиваю я заумную речь. – Ничего не понял…
– Простыми словами, – терпеливо объясняет заведующая, – если образец материала был взят по правилам, то вероятность родства высокая. А вот об отцовстве я бы говорила с осторожностью. Скорее всего, второй вариант. Проблема в самом материале. Поэтому лучше бы пересдать…
– Пока и этого достаточно, – морщусь я. Тру двумя пальцами переносицу. – Девочка Шершнева. И это основное. А отцом ее может быть только мой папаша. Другого варианта нет. Я точно – пас.
Кристина. Развод дело не хитрое
Кажется, Матвей Александрович решил удивить меня размахом. Примерно за час до ужина из города доставляют платья и кольца. Такое и в дурном сне представить трудно.
– Выбирай, – широким жестом предлагает мне Матвей. А сам, оставив меня на попечение двух девушек-консультантов, уходит к себе.
Рядом крутится Лизавета. Напевает песни из мультиков. А когда я надеваю новое платье, повторяет радостно.
– Мамочка, ну ты же у меня самая красивая!
Смешно и горько. Аж плакать хочется. Дурной сон, честное слово.
В груди сводит от необратимой потери. Упасть бы на кровать, зарыться носом в подушки и выплакать хотя бы частичку горя. Или на могилку сходить. Нужно узнать, где похоронили моего любимого, и наведаться без свидетелей.
Запрещаю себе раскисать. И так немало слез выплакано. Закусив губу, рассматриваю в зеркале свое отражение. Останавливаю выбор на темно-синем брючном костюме от Валентино.
– Я думал, ты выберешь что-то светлое, – морщит идеальный нос Шершнев. – Все-таки наша помолвка…
– Техническая, – отвечаю еле слышно. – Тогда не покупай. У меня есть белое платье.
Льняное. В пол. Купленное любимым в Париже. Ему нравилось, когда я надевала это платье.
– Ты красивая, – повторял каждый раз и лез целоваться.
Сглатываю ком, застрявший в горле. Зачем я только ляпнула про платье? С ним связано столько воспоминаний. И, кажется, в нем я была, когда после приема у шведского посла мы возвращались домой по пляжу. Занимались любовью на каком-то шезлонге и сто процентов именно тогда зачали Лизу.
Просто невозможно надеть на помолвку с Матвеем дорогую для меня вещь и как ни в чем не бывало улыбаться его родственникам.
Это равносильно предательству! А мой любимый терпеть не мог лжи. Не выносил ее ни в каком виде.