Тень сумерек скрывает новорожденного, а утром, узнаю ли, тот прежний мир?

Упрямая, упорная жизнь вползает во сны оживающего мира. Ползет травой, корнями, могучими древами в ветви к листьям, чей шелест призывает шум дождя. Беззвучное цветение благоухающих цветов, дурманит, клонит в сон. Плоды, вкусив которых понимаешь, из всех даров просыпанных на землю, жизнь невероятно хороша, щебечет и хохочет в бестолковой голове. Эйфория пьянит, живое в вальсе кружит, бытие в радости банально.

Вот краски в палитре смешались, бродяжные тучи, древний хаос, ветра. Гремело, полыхало, пролилось дождем, взошло, чтоб окрепнуть, остаться навсегда. Легко дышать после грозы и радость бытия, вновь повторюсь, банальна.

Сердце живое в нем кровь кипит и льется, словно рана кровоточит. Преображается замок мой, словно хамелеон перенимает краски нового дня, становится неотъемлемой частью практически сотворенного мира.

Красота в саду, все свежо благоухает. Змий не злой шипит в пол свиста, языком, лишенным искушений. Он далек от образа канонического дракона, мудрого и коварного, поглотителя мира. Булатные вояки преисполненные наглости, их гордыня, алчность, еще не достигли предгорий, ножи не готовы резать плоть. Красота поутру вспыхнула росою, врассыпную бросилась, теплыми лучами пробудила мир.

Народ зашевелился в сумерках лесных, грубоватой лепки, не совершенный, но живой и любопытный. Глазенки разумные, пытливый ум, познающий тайны древа мира, идущий от корневой основы к небу, они сотворены для роста. Не быть им сеятелями и жнецами нивы тучной, не стать отарою жертвенных овец, и до убийств ни снизойдут они, пусть будут странными. Обыкновенными любителями тенью махнуться, покорителями глубин и пространств.

Топот донёсся издалека, где степь бескрайняя, ветер жгучий и ковыль, кому там быть живым? Подумал, может новое племя грядёт, мало ли глины, лепи, обжигай. Босоногая орда, обветренные лица в морщинах пыль, их дети грязны и голодны, в руках подобных есть всегда игральные кости, фальшивые на ощупь, как глаза блудливых с хвостами. Кто они такие, чьих кровей? Идут себе кочуют, подминая землю под себя. Бездонные темные бусины глаз, в которых тайны, кровь и обман, там мрак холодный края мирозданья.

Взобрался на гору и ждал степных костров, прохаживался, вымеряя шагом ленивое время, затылок чесал. Многоликое будущее, в котором пыль и (ничего) лишь упреждающая черта горизонта. Кочует незримая орда, оставляя следы на зыбучем песке и поглощая время, ищет рай. Жадность дел мирских, череда судеб и жизней, кочевье в пустоту бескрайних белых песков, там воют ветра и бушуют песчаные бури. Этому нет положенного начала и конца не видно.

Девственный мир еще не пролита кровь и не рожден тот первый убийца, но за спиной возникает фантом обретающий плоть. Книжный глупец, победитель дракона. Брошенный клич на поединок до смерти. Эй, тёмный колдун чёрной скалы! Принимай вызов. Быть бою кровавому, если не трус ты! – затрубил рог, и эхо запоздало подхватило звук.

Исполин раздутый от мифов, вылепленный на задворках из отживших идей, тряпок, сломанных игрушек. Ожившее чучело, страшила пришедшая в мир стезёю заблуждений еще не познавшая крови. Какой победитель дракона? просто во славе искупан. Глупец острием копья ударил в раскрытую летопись вечности, привнеся в строки грязь и гниющую плоть. Вызов брошен и принят.

Что ж, нашелся ряженый герой, пора дракону появиться. Слово моё вырвалось пламенем яростным, и мигом испарился исполин. Обуглился глупец и в пепел обратился, секундою я осознал. Драконов побеждают те, кто их в глаза не видел, они с легкостью убеждают остальных в своей отваге, силе, храбрости и въезжают в рай на чужой спине.