Этот цвет идеально оттенил цвет ее волос – спутанных, но по-прежнему великолепных, однако, когда Бонни поднесла ей захваченное с собой зеркальце – все осколки старых зеркал уже были выметены, – Елена была озадачена, словно щенок, которого заставляют посмотреть на свое отражение. Бонни держала зеркало у нее перед лицом, а Елена то и дело выглядывала то с одной стороны зеркальца, то с другой, как играющий в прятки ребенок. Бонни смогла только расчесать спутанную золотую массу, ведь Стефан совершенно явно не знал, что с ней делать. Когда волосы Елены наконец стали гладкими и шелковистыми, Бонни с гордостью вывела ее из ванной, чтобы продемонстрировать остальным.

О чем тут же пожалела. Остальные были погружены в явно невеселый разговор. Бонни нехотя отпустила руку Елены, которая тут же вспорхнула – в буквальном смысле слова – на колени к Стефану и присоединилась к остальным.

– Разумеется, мы все это понимаем, – говорила Мередит. – Даже до того, как у Кэролайн поехала крыша, какие еще, по большому счету, были варианты? Но ведь…

– О каких вариантах речь? – спросила Бонни, усаживаясь на кровать рядом со Стефаном. – Вы о чем?

После долгой паузы Мередит встала, подошла к Бонни и приобняла ее.

– Мы говорили, почему Стефану с Еленой надо уезжать из Феллс-Черч, причем как можно дальше.

В первую секунду Бонни не отреагировала никак; умом она понимала, что должна что-то почувствовать, но была слишком сильно потрясена, чтобы разобрать, что именно. Когда к ней вернулся дар речи, она, как будто со стороны, услышала собственный голос, который тупо произнес:

– Уезжать? Почему?

– Ты сама видела, почему. Вчера, – сказала Мередит, темные глаза которой были наполнены болью, а лицо – редкий случай – выражало нестерпимую муку. Но на данный момент Бонни не интересовала никакая мука, кроме ее собственной.

И теперь эта мука накрыла ее, как снежная лавина, и утопила в раскаленном снегу. В обжигающем льду. Каким-то образом ей удалось просопротивляться достаточно долго для того, чтобы сказать:

– Кэролайн ничего не сделает. Она подписала клятву. Она знает, что нарушить ее – особенно после того, как… кое-кто другой тоже ее подписал…

По-видимому, Мередит рассказала Стефану о вороне, потому что он вздохнул и покачал головой, деликатно отстранившись от Елены, которая пыталась заглянуть ему в лицо. Она явно чувствовала, что случилась какая-то беда, но не могла понять, в чем дело.

– Меньше всего я хотел бы видеть рядом с Кэролайн своего брата, – Стефан нервно откинул темные волосы от глаз, как будто они напоминали ему о том, как они с Дамоном похожи друг на друга. – И не думаю, что угроза Мередит насчет соседок по общежитию поможет. Она слишком глубоко зашла во тьму.

Бонни внутренне содрогнулась. Во тьму. Эти слова пробуждали в ней мысли, которые были ей очень не по душе.

– Но подожди… – начал Мэтт, и Бонни поняла, что он испытывает те же чувства, что и она, – он ошеломлен, и его подташнивает, как будто они только что слезли с какой-то дешевой карусели.

– Послушай меня, – сказала Стефан. – Есть и другая причина, по которой нам нельзя здесь оставаться.

– Какая другая причина? – медленно спросил Мэтт.

Бонни была слишком подавлена, чтобы говорить. У нее были свои мысли на этот счет, но они таились где-то в глубинах подсознания. Каждый раз, когда они пытались выползти на поверхность, она запихивала их вглубь.

– По-моему, Бонни уже поняла. – Стефан посмотрел на нее. Она посмотрела на него в ответ затуманившимися от слез глазами. – Феллс-Черч, – мягко и грустно объяснил Стефан, – был основан на пересечении энергетических линий. Линии грубой Силы в земле, помните? Кто-нибудь знает, участвовали ли Смоллвуды в выборе места для города?