Забыв обо всех волнениях по поводу гипотетических вмятин на капоте, мы расположились на нём так, что спины облокачивались на лобовое стекло. Перед глазами было небо, бескрайнее и слишком яркое, чтобы смотреть на него без очков. Но таблетки начинали действовать, и я смотрел стеклянными глазами не в силах оторваться. Облака плыли слишком медленно, потом ускорялись. Потом снова текли и растекались, как пятно краски, шлёпнувшееся на влажный лист бумаги. Иногда облака сталкивались между собой с таким шуршащим звуком, как колёса, скользящие по мелкой гальке. Одни облака поглощали другие с немного утробным звуком. Другие сопротивлялись. Третьи были рады слиянию. Я мог расслышать, как льётся свет: он был таким тёплым и насыщенным, что его можно было без проблем разрезать, как ножом масло. Тело мягко покалывало, а сердце стучало в унисон плывущим облакам: тук-тук-тук…, а потом тууууук-тууууук-туууууук. Я мог поспорить, что оторвался от капота и был совсем близко к облакам, только руку протяни – и вот они: мягкие, но сухие, как вата. Я видел, как облака становились всё больше и больше, они раздувались, словно от большого напора воды. Мне стало страшно, вдруг они разорвутся мне прямо в лицо? Я протянул руку, чтобы пальцем проткнуть ближайшее облако и высвободить стремительную струю, так не хотелось, чтобы меня снесло напором, когда вот-вот произойдёт неминуемый взрыв. Но я не дотянулся. Я повис в воздухе и не мог больше двигаться. Свет ослепил меня окончательно, всё искрилось перед глазами, я не отличал настоящее солнце от тех бликов, что плясали то там, то тут. И я понял всё. Это была сама любовь.

Облако разошлось по швам со звуком рвущейся бумаги, меня окатило стремительным потоком. Я засмеялся. Моя рука так и тянулась к облаку, но теперь она не висела безжизненно в пустоте, её охватила своими пальцами Анабель.

Я очнулся от её прикосновения. Наши пальцы были сплетены, а с неба плотным занавесом лился дождь. Солнце ещё пробивалось из-за облаков, и где-то совсем вдалеке виднелась бледная радуга. Там дождь уже прошёл, но здесь лил так неистово, словно не собирался успокаиваться никогда.

Анабель смеялась, глядя на меня, я смеялся в ответ. Её волосы мокрой бахромой свисали под напором воды, а на кончиках замирали огромные капли.

– Этот капот определённо приносит удачу, – засмеялась Ана, продолжая сжимать мою руку.

Дождь барабанил так громко, что закладывало уши, но мы не сдвинулись с места.

– Хочешь заняться сексом? – повернулась она ко мне.

– Хочу, – это прозвучало так естественно, что я даже не задумался ни на секунду.

– Ну тогда нам срочно нужно найти тебе «одноночку».

Она соскочила с капота, так быстро вырвавшись из моей руки, что я почувствовал, как мир снова стал прежним. И вот я мокрый насквозь сижу на капоте, который так и подмывает прогнуться под моей тяжестью. Ана уже была внутри, и я вскоре тоже оказался в салоне. Мы словно были оторванными от бушующей природы, теперь звуки казались приглушёнными и ненастоящими. Озноб пробил моё тело, и мурашки выскочили на руках. Я включил печку и краем глаза заметил движение. Анабель лихо скинула майку и уже грациозно стягивала узкие джинсы.

– Ты раздеваешься?

– Странно, что ты нет, – она отбросила плашмя сиденье и раскинулась, практически в неглиже.

Я откровенно пялился, уловив яркие пятна татуировок, но она раздражительно пнула меня. Последовав её примеру, я стянул с себя шмотки и тоже откинулся на сиденье, наслаждаясь тем, как печка окутывает нас теплом.

Наверное, я задремал, потому как проснулся от того, что стало невыносимо жарко. На улице уже было совершенно темно. Я выключил печку и посмотрел на девушку. Она тяжело дышала, и мне не хотелось её будить. Я смотрел на её белоснежное тело, нарушаемое только яркими мазками краски, устремлённой внутрь кожи. Я включил тусклое освещение салона и придвинулся ближе, чтобы лучше рассмотреть волка. Крупное изображение морды зверя покрывало левый бок девушки. Можно было с лёгкостью рассмотреть ворсинки на его шерсти, а также блики на роговице глаз. Этот взгляд внушал опасность, но и гнетущее чувство одиночества.