22 декабря Скотт простился со своими товарищами, которые должны были вернуться обратно из лагеря, устроенного на леднике, на высоте 7000 футов. С ним остались: Уилсон, Эванс, Оутс и Боуэрс. Все они должны были вместе идти дальше, к Южному полюсу. На первой странице своего последнего дневника Скотт пометил лета свои и своих товарищей. Ему было 43 года, Уилсону – 39 лет, Эвансу 37, Оутсу – 32, Боуэрсу – 28.

Эта последняя часть путешествия началась при сравнительно благоприятных условиях, и все бодро поднимались в гору, не чувствуя при этом особенного утомления. В семь часов ходьбы прошли 10 1/2 географических миль. Рождество встретили под 85°50′ южной широты и отпраздновали его сытным ужином, который состоял из четырех блюд: пеммикана вволю, ломтей конины с подливкой, приправленной луком и индийским перцем, а также толчеными сухарями, затем, кисель из арроурута, какао и неизменный плум-пудинг, опять какао с изюмом, а на десерт карамели и вареный в сахаре имбирь. «После такого пира трудно было пошевелиться! – говорит Скотт. – Мы все великолепно спали и основательно согрелись. Вот что значит наесться досыта!»

3 января путешественники остановились лагерем на высоте 10 180 футов; до полюса оставалось 150 миль. Здесь они распростились с последними четырьмя спутниками, которых Скотт отправил домой. Он написал в дневнике: «Они огорчены, но покоряются и не ропщут. Дальше мы отправимся уже впятером. Пищи у нас имеется на месяц для пяти человек – этого должно хватить. Нам хорошо идти на лыжах, но те, на своих ногах, не поспевали за нами, поэтому мы подвигались медленнее. Покидающие нас товарищи утром 4 января проводили нас еще некоторое расстояние, на случай, если бы что-нибудь случилось. Но как только я убедился, что у нас все пойдет хорошо, мы остановились и стали прощаться. Один из них даже расплакался, прощаясь с нами…»

О своих последних спутниках Скотт пишет следующее:

«Я не нахвалюсь своими товарищами. Каждый исполняет свой долг по отношению к другим: Уилсон заботится, прежде всего, как врач, чтобы облегчать и исцелять наши недомогания и боли, неизбежные при нашей работе. Затем, он, как искусный и заботливый повар, вечно придумывает что-нибудь, что может скрасить нашу лагерную жизнь. Он крепкий, как сталь, в работе и не ослабевает от начала до самого конца каждого перехода.

Эванс – работник-богатырь, одаренный замечательной головой. Я только теперь уясняю себе, насколько многим мы ему обязаны.

Маленький Боуэрс удивительно мил! Он во всем находит наслаждение. Я предоставил ему заведование продовольствием, и он всегда в точности знает, сколько у нас чего и сколько следует выдавать. Никогда он не сделал ни одной ошибки! Сверх заведования припасами, он ведет еще обстоятельнейший и добросовестнейший метеорологический журнал, а теперь он, ко всему этому, еще взял на себя обязанность фотографа и астрономические наблюдения. Ничем он не тяготится, никакой работой. Трудно заманить его в палатку. О холоде он как будто забывает и, лежа в своем мешке, пишет или разрабатывает свои наблюдения, когда другие уже давным-давно спят.

Оутс был незаменим при уходе за лошадьми. Теперь он неутомим на ногах, прекрасно исполняет свою долю лагерной работы и не хуже всех нас переносит труды и лишения. Я и без него не хотел бы обходиться здесь. Лучшего подбора людей и не придумаешь, и тут каждый приспособлен к своей работе».

В среду, 10 января, до полюса оставалось уже только 85 миль, но идти было трудно вследствие чрезвычайно плохой и неровной поверхности льда – «заструг». На этом месте путешественники навалили груду камней – то, что называется в полярной области «кэрны» (или гурии; cairn – по-английски «надгробие в виде» пирамиды из камней), и оставили припасов на неделю да еще кое-какую одежду.