Немного восстановившись, мы снова двинулись в заданном направлении. Не успели мы пройти и 100 метров по лесу, как наткнулись на широкий и глубокий ров. Точнее, это были остатки рва. В одном месте он сохранил свои очертания, а дальше уже оказался почти сровнянным с землей и засаженным лесом. То, что это земляное сооружение относилось к периоду войны, а точнее к 1942—1943 годам, не вызывало никаких сомнений: в нескольких местах на бруствере рва мы обнаружили старые, почти в труху сгнившие деревянные ежи, на которые была намотана тройная колючая проволока. Это немецкая колючка! С помощью металлоискателя мы проверили бруствер – колючка продолжалась и дальше в обе стороны, она уже вросла в землю, но сама по себе проволока была довольно крепкая и вполне еще могла служить по назначению. В некоторых местах стояли старые деревья, которые 60 с лишним лет назад были молодыми. Так вот, с земли колючая проволока поднималась на высоту более трех метров, и обвивала там стволы деревьев! То есть деревья выросли, мотки проволоки вросли в кору и в ствол, и дерево и подняло линию проволочного заграждения на высоту второго этажа! Такого я раньше никогда не видел, и, забегая вперед, скажу, и что и в будущем подобное явление мне не удалось встретить никогда. Мы со Стасом побросали рюкзаки возле самого толстого дерева и начали рыскать в этом квадрате. Куски советских касок, хвостовики от мин, осколки снарядов и большое количество гильз – это все, чем была усеяна земля в том месте. Когда нам надоело копать каждый звук, на который откликался металлоискатель, я переключил свой Tesoro Compadre в режим дискриминации, и теперь мы должны были находить только вещи из цветного металла. Лишь спустя пару лет копательской практики я понял всю ошибочность данной тактики. Огнестрельное оружие и его детали, а также штыки и другие интересные вещи из стали невозможно обнаружить, если ты переключаешь прибор в режим дискриминации железа, чугуна и стали. Кто знает, сколько стволов я тогда пропустил, сколько штыков и стальных пряжек вермахта, сколько пистолетов лежали у моих ног в земле, но я тогда ходил с металлоискателем в режиме «цветной металл», и поэтому так их никогда и не нашел?

Целый день мы вот так и провели на этих позициях, не найдя ничего ценного, ничего такого, что можно было бы забрать с собой. Конечно, здесь было очень интересно копать, потому что плотность железа на единицу леса была очень большой. Если бы у нас тогда было больше времени, возможно, мы бы исследовали больше площади.

Но вот уже начинало темнеть, а ведь нам еще предстояло выбираться из леса, чтобы в тот же день приехать обратно в Москву. Мы со Стасом напоследок отужинали в лесу, сверились с расписанием автобусов до Можайска – оставалось еще примерно час до следующего рейса. Минут за 20 мы преодолели расстояние, отделявшее район поисков от шоссе, дошли до остановки и увидели тот самый холм на месте гибели полковника Полосухина. Он был в пределах прямой видимости. Не желая просто так мерзнуть на ветру, а заодно и чувствуя обязанность посетить памятное место, мы сделали марш-бросок к холму. Фактически, это главный ориентир в самой «Долине Славы», от которого обычно поисковики отсчитывают километраж своих рейдов. Постояв пару минут на вершине холма, мы спустились вниз и возвратились к остановке. Ко времени приезда автобуса на остановку подошел пожилой мужчина, по всей видимости, дачник. Слово за слово, мы с ним разговорились, и узнали, что у него есть летний домик в дачном поселке Васильки, в окрестностях которого каждый год поисковики находят множество останков солдат Красной Армии. Он рассказал нам и том, что лично находил в лесу, когда ходил туда за грибами с внуком: выкопанные немецкие сапоги с подошвами, подбитыми стальными подковами, выкопанные ящики от патронов, присыпанные землей снаряды и мины, остатки амуниции и большое количество мотков колючей проволоки. Вот куда бы нам попасть…