В студенческие годы я как-то не задумывалась о замужестве.

Во-первых, будучи чересчур ответственной, я полностью сосредоточилась на учёбе, и она поглощала все мои силы и время. Да и по вечерам я, в основном, сидела в библиотеках или на семинарах, образовательных курсах. Ещё в пятнадцать лет я осознала, как мало собою представляю. С тех пор доминирующим желанием стало самосовершенствование. К счастью, ко мне в руки вовремя попали редкие тогда книги Владимира Леви и Дейла Карнеги, заставившие поверить в себя.

Во-вторых, я совершенно не умела общаться с противоположным полом. Мама всю жизнь старательно предостерегала меня от коварства мужчин: она знала массу страшных историй и панически боялась, что что-то подобное может произойти с её наивной дочерью. Поэтому лет до 23-х я жила с установкой: держаться от мужчин подальше.

В-третьих, мне вполне хватало моих фантазий, книг с любовными романами, очаровательных киногероев и эстрадных певцов на экране. А если кто-то из сверстников и вызывал мой интерес, то я старательно заглушала его в себе, тщательно скрывая свои симпатии. Я боялась своих чувств.

А ещё я очень боялась своего отца: его старорежимные взгляды и строгие предупреждения заставляли меня трепетать. Я-то знала, на что он способен за ослушание: мог и ремень взять в руки – в детстве мне часто перепадало подобное наказание.

В глазах родителей моей жизненной задачей было стать достойным гражданином своей страны – со строгой нравственностью и принципами коммунистической морали. «Комсомольское» воспитание прочно вошло в моё сознание и не допускало какого-либо кокетства или вольности в отношении мужчин.

Я была симпатичной стройной голубоглазой блондинкой с длинными волосами. Именно это и беспокоило строгих родителей: они регулярно «читали мне нотации» для профилактики. Я носила строгие костюмы, тщательно скрывающие линии фигуры, и причёски с гладко зачёсанными волосами, убранными в пучок. Пользоваться косметикой мне запрещалось, разве что её не будет видно: прозрачный лак для ногтей и светлая пудра.

Так были заложены комплексы, с которыми мне потом пришлось бороться целых двадцать лет. Теперь я сожалею, что в своё время стеснялась молодёжной одежды, боялась даже простого макияжа и модных стрижек. Я стремилась быть незаметной: так было проще, безопаснее, что ли.

Стоило мне хоть чуточку принарядиться, как внешний мир сразу же становился агрессивным. Цепкие взгляды мужчин обескураживали меня, а придирчивые взгляды женщин заставляли делать каменное лицо и стоять по стойке «смирно». Про мою походку говорили: «качающийся столб». С прижатыми к бокам руками и опущенной головой я старалась пройти как можно незаметнее.

Лишь дома, наедине с собой, я могла позволить себе танцевать и петь. Эта свобода была такой сладкой! Но состояние творческого экстаза было для меня «запретной зоной». И было бесконечно жаль, что никто не увидит моих талантов. Лишь робкие стихи, что писала украдкой по ночам, оставались на память о тех днях. Я не понимала, что «тюрьма» была внутри меня, и все жизненные «ограничители», на самом деле – всего лишь призрачный фантом. Но тогда я жила по железным законам, подчиняясь чужой воле и общественному мнению.

Позже, лет с двадцати трёх, у меня периодически стали возникать дружеские отношения с ребятами, но только дружеские – никаких романов! Я панически боялась, что кто-то вдруг заметит, что я – особа женского пола, а не просто товарищ, поэтому вела себя соответственно: очень сдержанно, по-деловому. Никому я не позволяла нарушать эту дистанцию.

А ещё я очень боялась попасть в зависимость: зная властный и упрямый характер своего отца, я всячески избегала подобных мужчин и могла общаться лишь с тихими и покладистыми юношами. Поэтому долгое время ни о каком замужестве не могло быть и речи.