Это было очевидно, даже не будучи медиком, я это понимала. Конечно, в больнице вместе с обследованиями, спокойным режимом и моей заботой, состояние Эммы немного улучшилось. Мы с дочерью каждую секунду ожидали чуда – может быть, сейчас после обеда мы увидим красивую, коричневую каку в унитазе! Может быть, завтра, проснувшись, я увижу мою любимую дочурку с нормальным цветом кожи и розовыми щечками. В пустых ожиданиях мы провели три недели. Принимали какие-то лекарства, проходили все виды обследований, гуляли на улице по два часа в день до ближайшего магазинчика за продуктами, смотрели мультфильмы вечерами перед сном, и так каждый день. Если бы ни болезнь, это были бы самое лучшее время в моей жизни! Ведь я посвящала все свое время общению с дочерью, а не бегу на марафоне успешной жизни. Каждый день мы ходили на прогулку по заснеженным тропинкам под заснеженными деревьями. Эмма была так слаба, очень быстро уставала, но все равно очень хорошо держалась и еще пыталась помогать мне нести сумки с минимальным набором нашего дневного провианта. В это время мы с дочерью были настоящей командой, лучшей поддержкой друг для друга. Я подбадривала ее, она мне верила. Вера дочери давала мне силы держаться. Мое ободрение давало ей веру. Когда я узнала о операции, ей, конечно же, сообщила об этом очень оптимистично:
"У тебя внутри выросла плохая штучка, ее нужно извлечь из тебя, но это возможно только посредством операции. Доктор – хирург очень умный, очень опытный и все сделает очень хорошо. Ведь ты сама видела, как он каждый день с утра до вечера делает операции. Для него это обыденное дело. Как тебе нарисовать красивую картину, так ему извлечь эту штуковину. После операции ты снова будешь здорова, и мы поедем домой. В старом году вылечимся, а в новом – будем жить как все нормальные люди!"
Так я успокаивала дочь, она мне верила. Я успокаивала себя и вдохновлялась ее верой. Мужу я тоже сообщала обо всем, но поддержку не получила, поэтому даже не хочется об этом вспоминать и снова жаловаться. Каждый раз, когда звонила, слышала только какие-то пьяные бредни. Так ни разу и не услышала такие нужные слова поддержки от мужа. Силы искала в себе, вере дочери, моральной и физической помощи мамы и ее мужа. Муж моей мамы был одним из первых, кто принял вместе со мной активную позицию в борьбе с болезнью. Муж мамы, подавив в себе всяческие страхи и сомнения, тоже очень быстро понял, что главное верить только в один возможный исход – выздоровление. Мы с ним почти одновременно начали "марафон" или бег на длинную дистанцию. Точнее, я уже стартовала, но он присоединился к эстафете, прихватив с собой мою маму. Он быстрее взял себя в руки после состояния шока, моя мама еще находилась в шоке, но из состояния шока мы ее сразу вырвали, потому что Эмме нужна была сильная команда поддержки. Так что у нас не было времени на панику, потому что на кону стояла жизнь ребенка. Не могу сказать тоже самое о папе Эммы и его родителях. Они были совершенно другими людьми. Узнав о диагнозе Эммы, все они без исключения выбрали плач, пассивность и отступление, и сын, и его мать вопрошали: "Почему, почему у Эммы рак? " И все в том же роде и тому подобное… И после всей этой пустой болтовни шли слезы. Как я была раздражена этим их ужасным диагнозом – раком. Ни один человек, даже лечащий врач, не произносил вслух такой диагноз, потому что они верили в лучшее. Конечно, бабушка со стороны отца Эммы пыталась жалеть внучку, но я сразу ее остановила и перед разговором с малышкой провела бабушке инструктаж, подготовила, что можно и что нельзя говорить, как вести себя. Я сказала ей и ее сыну категорически: