– Да и поесть ни разу не приносили, а голодный как волк. И трясет меня – врач сказал, как раз от голода.

– Золотко, извини, – начала оправдываться мама, – это мы попросили ничего не давать тебе кушать, пока мы не приедем. Я хотела сама тебя накормить – а то неизвестно еще из каких продуктов тебе тут наготовят.

Она засуетилась, будто собирала все самое необходимое при объявлении воздушной атаки, только сейчас ей нужно было доставать вещи, а не убирать. Из пакета полезла куча всего. Как там столько уместилось – одному Богу известно. Какие-то булки, йогурты, кефир, яблоки, консервированный ананас и многое другое. Я сразу задумался, можно ли мне сейчас это все есть, и имеется ли какая-нибудь диета на мой случай, но желание что-нибудь проглотить затмило эти мысли.

– Только, – я замолчал и отвел взгляд, потом продолжил, – я хотел бы поесть в одиночестве.

– Хорошо-хорошо. – Протараторила мама и еще раз обняла меня. – Я так тебя люблю! Ты не представляешь, как я распереживалась!

– Мы оба переживали, – сказал отец. – Пока не сказали, что состояние твое улучшилось, не знали и что думать. А мама, – папа выдавил улыбку, – вчера сквозь медсестру ломилась, все хотела хоть увидеть тебя. Я уже подумал, что этой медсестре тоже палата понадобиться. Мать еле удержали.

– Все будет хорошо, любимый, не переживай, – все еще не отпуская меня, сказала мама.

Я путаю или до этого слышал, что это как раз не я тут переживаю? Или она так себя пытается успокоить? Я переживаю лишь о том, когда, наконец, я схожу в туалет и смогу наполнить пустой желудок.

– Что с тобой произошло? – все же решился спросить отец.

Что значит, что со мной произошло?! Я думал, что Вася, его брат и дружки уже в СИЗО и ждут приговора суда! Никто ничего не знает или это родителям только не сообщили?!

– Меня избили. Не видно, что ли? – грубо огрызнулся я.

Больше никто из родителей не поднимал этого вопроса.

Следующие полчаса прошли в атмосфере жалости и печали. «Я тебя люблю» и «Покоя мне не было» от мамы, «Мы все тебя любим» и «Не волнуйся, поправишься» от папы, «Ты не представляешь, как мы переживали» и «Поправляйся быстрее» от обоих звучали несколько раз. И всю эту картину дополнял взор на заплаканную, постоянно высмаркивающуюся, маму и отца, изо всех сил старающегося держаться духом, отталкивающего любые порывы показать, что он сейчас чувствует.

– Ты отдыхай, а мы обязательно заедем завтра, – мама поцеловала меня в щеку.

– Я к тебе утром заеду перед работой, хорошо? – спросил отец.

– Хорошо. Утром? А сейчас что? И сколько вообще времени?

Папа посмотрел на часы и ответил:

– Сейчас без четверти девять вечера.

– Понедельник?

– Понедельник, – кивнул он.

Отец еще раз сжал мою руку и – я был в шоке – нагнулся ко мне и тоже поцеловал.

– Совсем не хочется уходить, но тебе надо отдыхать. Там еще следователь ждет тебя…

– Какой следователь? – Моему удивлению не было предела.

– Сразу, как нам сообщили о случившимся, я незамедлительно побежал в отделение и написал заявление. Я еще среди ночи собирался сделать это, но думал, мало ли почему домой не вернулся. Может, ты у девушки или с друзьями загулял. Недоступность твоего телефона увеличила степень переживаний, но старался не поддаваться влиянию негативных мыслей.

Телефон! У меня был телефон. И где он сейчас? Я всегда оставлял его на газоне рядом с площадкой. Кто-то «подрезал», сдается мне. Причем, не маловероятно, что этот «кто-то» человек из своих.

– Главврач следующим же звонком, как позвонил мне, сообщил ему о том, что ты пришел в чувства и вроде как состояние твое стабильное. Хорошо, не забыли ему передать мою просьбу, чтобы первые, кто тебя навестит, были мы.