Среда, 3 января. Сегодня иностранная пресса сообщила о резком столкновении, происшедшем утром 1 января между Гитлером и Герингом из-за того, что изданный два месяца назад указ о координации всей Германии все еще оставался на бумаге. Координация предусматривает слияние исконных германских государств (Пруссии, Баварии, Саксонии и т. д.) в единое целое и последующее разделение страны на сто или более равных по территории округов, каждым из которых должен управлять начальник, назначенный канцлером.

Указ был издан, и предполагалось, что он вступит в силу в этом году, упразднив отдельные земли и их законодательные органы. Но 1 января против Гитлера и Геббельса выступил Геринг, опиравшийся на поддержку губернатора Баварии. В связи с этим, как видно, возник острый конфликт, так как Гитлер решил не посылать новогоднего поздравления Герингу и извинился перед ним только 2 января. Мне кажется, что в результате этой борьбы, закончившейся победой Геринга 1 января, т. е. как раз перед приемом дипломатического корпуса Гинденбургом, Гитлер и был так подавлен.

Дело это очень серьезное. Немецкий народ явно не одобряет позицию Гитлера в этом вопросе так же, как и его план подчинить все протестантские общины одному, назначаемому государством, епископу и объединить их в монолитное целое. Три или четыре тысячи протестантских священников всеми силами борются против этого. Отношение к этим двум проблемам хорошо отражает дух сегодняшней Германии, хотя произносить речи об этом запрещено, а в прессе лишь иногда появляются краткие сообщения о том, что вступление в силу некоторых указов отсрочено на неопределенное время. Здесь, правда, дело не доходит до концлагерей или избиений, но тем не менее налицо упорное, хотя и молчаливое сопротивление нацистам.

Я получил телеграмму с рекомендацией заявить протест германским властям против распоряжения Шахта о дальнейшем сокращении процентных выплат американским держателям немецких облигаций^>19. Вместо 50 процентов наличными и 50 в рассрочку новое распоряжение предусматривает выплату лишь 30 процентов наличными и 70 в рассрочку. Я должен был также заявить, что все это было осуществлено в недопустимой форме, за спиной кредиторов, причем сами же немцы скупали свои обесцененные облигации на нью-йоркской бирже.

Так как Нейрат и Бюлов в отпуске, я посетил исполняющего обязанности министра доктора Кепке и в довольно категорической форме обратил его внимание на два обстоятельства. 1. Неожиданное объявление о том, что Германия прекращает платежи без предварительного уведомления, было опрометчивым шагом; германские муниципалитеты, получившие в долг крупные суммы, не могут быть сочтены неплатежеспособными: строительство крупных общественных зданий на полученные от Соединенных Штатов средства достаточно наглядно характеризует природу этих займов; заведомая и планомерная скупка больших партий облигаций на американских рынках производит весьма неблагоприятное впечатление, так как мало чем отличается от обычных биржевых махинаций. 2. Такое поведение возмущает миллионы американцев и вынуждает правительство США к активному вмешательству в этот вопрос, тогда как ранее оно было склонно предоставить подобные частные дела самим банкам, получившим в свое время прибыли от распространения этих облигаций. Я особенно подчеркнул, что германское правительство не должно было бы выступать в роли биржевого маклера, действующего по поручению своего национального банка.

Кепке согласился с обоими моими утверждениями и отметил, что при решении этого вопроса никто не спрашивал мнения министерства иностранных дел. Он открыто признал, что подобные решения неправильны, что Германия или по крайней мере муниципалитеты ее крупнейших городов могут погасить свои долговые обязательства и что спекулятивная сторона действий Шахта достойна всяческого порицания. Я ушел, убежденный, что министерство иностранных дел попытается заставить Шахта считаться не только с собственным мнением, но сильно сомневаясь, что это удастся. Шахт – поистине хозяин положения, и германские должностные лица не осмеливаются давать ему указаний.