Едва Додд прибыл в Германию, он сразу оказался втянутым в решение «еврейской проблемы». Когда к нему пришел репортер из еврейской газеты «Гамбургер Израэлитишес фамилиенблатт» и поинтересовался официальной позицией США по отношению к положению евреев в нацистской Германии, то немецкая пресса, истолковав все превратно, раздула этот случай как пример лживых и коварных махинаций, столь «типичных» для евреев. Начавшиеся с этого неприятного дипломатического казуса отношения Додда с правительством Гитлера в дальнейшем все время только ухудшались.

Сразу после вступления в должность Додд повел борьбу против преследования нацистами евреев, надеясь найти эффективный выход из положения. Фриц Габер, один из признанных немецких химиков, пришел к Додду с рекомендательным письмом из Нью-Йорка от Генри Моргентау. В возрасте шестидесяти пяти лет Габер, страдавший серьезным сердечным заболеванием, был уволен с работы без всякого пособия, хотя в соответствии с прежним, донацистским законодательством он имел полное право на пенсию. Надеясь на особое к себе отношение как к известному ученому, он обратился к Додду с просьбой об эмиграции в США и предоставлении там убежища. Посол пообещал сделать все возможное и запросить министерство труда, хотя и заметил, что иммиграционные квоты были уже выбраны. Прощаясь, Габер настоятельно попросил Додда быть осторожным и сохранить его дело в секрете, так как огласка могла бы навлечь на него большие неприятности; он также заметил, что, возможно, попытается уехать в Испанию, если ему разрешат. «Бедный старик», – тепло подумал Додд, очень ему сочувствовавший. После посещения Габера ему стало ясно, в какой безвыходной ситуации находились люди, которые взывали к его помощи. Додд скоро осознал, что, несмотря на фанфары и высокий ранг, на самом деле он обладает небольшой властью. Попадая все чаще в затруднительные положения, посол Додд испытывал постоянную профессиональную неудовлетворенность.

В начале своего пребывания в Берлине Додд принял у себя в посольстве Р. Г. Гаррисона, профессора Йейлского университета. Гаррисон был сильно озабочен безопасностью «одной выдающейся женщины, профессора Берлинского университета, которая во время войны жила в Йейле и находилась под строгим надзором американской полиции, подозревавшей ее в шпионаже в пользу Германии». Нацисты отстранили ее от преподавания и арестовали как еврейку. Гаррисон был очень высокого мнения о ней и просил Додда вмешаться в это дело. Но поскольку женщина являлась подданной Германии, американский посол был лишен возможности что-либо предпринять.

10 августа Дэвид Левинсон, еврей с типичной еврейской внешностью, правовед из Филадельфии, игравший видную роль в процессах о гражданских свободах в США, официально посетил господина посла. В качестве адвоката обвиняемой стороны на широко известном судебном процессе о поджоге рейхстаге он попросил Додда направить письмо «к одному из представителей германских властей»; данное письмо он мог бы использовать по назначению во время судебного разбирательства. Рассудительный профессор, а ныне осторожный дипломат отклонил предложение Левинсона, не взяв на себя какого-либо обязательства о поддержке. Немногословный Додд записал: «Я не мог дать Левинсону такую записку, но посоветовал ему обратиться к Луису П. Лохнеру, корреспонденту агентства Ассошиэйтед Пресс».

В то время как Додд колебался, не участвуя лично и не вовлекая свое правительство в драматические инциденты с немецкими евреями, такого рода дела возникали снова и снова на протяжении всего срока его пребывания в качестве посла США в Германии. Никогда не забывая о том, о чем постоянно вещал Гитлер, – что «все евреи должны быть стерты с лица земли», – Додд в беседе с нацистскими высокопоставленными лицами часто выражал свою неприязнь к практиковавшимся жестоким методам, предупреждал их, что нельзя ожидать изменений международной оценки германского руководства, пока самые видные немецкие лидеры осуждают евреев.