– Уж лучше честно зарабатывать на картошку с водкой, как ты говоришь, чем жить с человеком, который ворует у народа и своей жене изменяет, откупаясь денежками. А тебя, Ласточкина, без папкиных денег только панель ждёт, потому что без мозгов можно только ноги раздвигать за деньги.

На последней фразе в кабинет по закону подлости вошла классная. Оленька сразу же пустила слезу от «обиды», которую я «нанесла» ей. Разбираться кто прав, кто виноват, классуха, как обычно, не стала. Взяла у меня дневник, накатала замечание и отправила к психичке.

Пока психичка воспитывала меня своими шаблонными, ничего не значащими фразами, я думала о своём.

Я думала, откуда все (как говорит Ласточкина) знают, что мои родители выпивают? Я никому никогда не говорила. Как вообще люди узнают, что творится в других семьях? С другой стороны, я же откуда-то знаю, что у отца Ласточкиной есть ребёнок от любовницы. А откуда я знаю, я не знаю. Кто мне мог об этом сказать?

Странно, я так же знаю, что происходит в семьях других одноклассников. Знаю, у кого родители развелись, кто ипотеку платит, у кого есть братья или сёстры, у кого семья нормальная, у кого – нет. Но я понятия не имею, откуда я всё это знаю. А главное – зачем мне эта информация.

– Ты ведёшь дневник, как я тебе советовала? – вывела меня из задумчивости психолог.

– Нет, – соврала я.

– Ты же говорила, что ведёшь.

– Вела, перестала. Надоело. Писать слишком много не хочется. И вообще, помощь не мне нужна, а Ласточкиной. Сто раз говорила, что она сама меня достаёт, а я ей только отвечаю. Кроме того, Ласточкина патологическая лгунья.

– Вот видишь, Маша, у тебя всегда кто-нибудь виноват, но только не ты. Надо уметь признавать свои ошибки.

– Какие ошибки? В чём моя вина? Ласточкиной не живётся спокойно, а я везде виновата.

– В любом конфликте всегда виноваты обе стороны.

– Тогда почему Ласточкиной здесь нет?

– Я с ней разговаривала, она показалась мне хорошей девочкой.

– Бред!

– Что говоришь?

– Ничего.

– Я думаю, нам нужно проводить беседы с тобой на регулярной основе. Если ты не хочешь анализировать свои мысли и чувства самостоятельно в дневнике, то будем делать это вместе.

– Нет уж. Давайте я лучше буду вести дневник. Делать там всё как надо. Ок?

– А Ласточкина?

– Подумаю над своим поведением и сделаю всё, чтобы больше не спорить с ней. Договорились?

– Хорошо. Но если ещё раз отправят ко мне, придётся проводить регулярные беседы.

– Я поняла. До свидания.

В чём наш психолог действительно была мастером, так это в избавлении себя о работы. Она по сути ничего не делала, никому не помогала, но мастерски писала отчёты о своей работе. А так как в школе отчёты важнее детей и реальной деятельности, то все считали психолога «профессионалом своего дела». Старшеклассники считали её профессионалом другого «дела». Виной тому были дорогой телефон, наращённые ресницы, яркие губы, томный взгляд и дорогие иномарки, забирающие психичку с работы.

Психичку я не люблю, она мне напоминает Ласточкину: такая же хитрая и глупая.

Наконец уроки закончились, и мы с Ангелиной пошли домой. Я боялась, что она спросит о моих родителях после конфликта с Ласточкиной. Стрёмно признаться, что твои родители любители выпить. Вроде пьют они, а неполноценной чувствую себя я. Но врать единственной подруге мне тоже не хотелось.

– А это правда, что ты редко ходишь гулять? – спросила Ангелина.

– Вообще почти не хожу. Знаешь, там Ласточ… – я попыталась сказать правду так, чтобы одновременно и не сказать ничего.

– А давай в входные погуляем, – перебила она. – Возьми свою сестрёнку. Хочу с ней познакомиться.